Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

Наряд второго пилота поражал наповал, да-да! Хотя, к примеру, доктор Мадянов не был человеком излишне впечатлительным. Но даже его прошиб холодный пот. Цугундер и вовсе замер с открытым ртом. Вокруг раздавались смешки. На бессовестном Генте была накинутая вмах звериная шкура с когтями – кусок ярко-желтого напольного покрытия для зала упражнений, а по краям нашиты иридиевые игольчатые наконечники от диагностического анализатора! Спер гад, из его же, Мадянова, лаборатории спер, вот зараза! Однако наконечники составляли едва половину беды. Потому что, кроме пресловутой шкуры, на втором контролирующем пилоте Галеоне Антонии не имелось в смысле одежды более ничего, если не считать высоких чулок-сапожек, взятых явно из комплекта ремонтного скафа. И как ему не холодно, бр-р-р! Подумалось тут же Мадянову. Но стоп! Самым главным паскудством было вовсе не отсутствие одежды, а как раз нечто, ее заменявшее. На причинном месте, как бы пародируя собой преувеличенное мужское достоинство, болтался на подвязках кусок сливного ассенизационного шланга в наглых радужных переливах, увенчанный сверху пышным розовым же бантом. Заканчивалось импровизированное «достоинство» в районе Антониевых коленок чем-то зубчато-острым, напоминающим скорпионье жало. В правой руке и за спиной, будто пряча от посторонних взоров, Гент тащил некое подобие короткого копья, сотворенное из штатива для аппарата ремонтной лазерной сварки.

– Я это… э-э-э… – замешкался в дверном проеме Антоний, пытаясь объяснить свой дикообразный вид утратившим дар речи обоим распорядителям.

Кэти, шедшая следом, что-то тихо подсказала ему из-за спины. Антоний тут же повторил:

– Я бог садов и стад Приап, несу свое копье, дабы новобрачные э-э.., – в этом месте у самозваного божества снова случился словесный столбняк, оно задумалось на несколько секунд и далее понесло уже явную отсебятину: – Короче, я гарантирую в своем виде классный секс. Дайте пройти!

– С голым задом я тебя никуда не пропущу, – прошипел сквозь зубы Мадянов и решительно стал на пути безобразника. Заодно показал и Кэти увесистый кулак в виде предупреждения. Без нее не обошлось, куда там! – Надень штаны и немедленно!

– Еще чего! Я, может, эту дуру два дня раскрашивал! – и непристойным жестом Антоний продемонстрировал распорядителям радужный шланг.

– Надень штаны или катись отсюда! – рявкнул на него Арсений, угрожающе поднял увитый плющом тирс, читай, штангу крепления. Доктор готов был и драться, пускай Гент вдвое шире его в плечах и вообще не в пример сильнее. Сегодня свадьба Таны, и он не допустит подобного осквернения!

Гент в ответ вытащил собственное копье из-за спины, подраться и он был не прочь, но ситуацию спас Командор Хансен одним-единственным выкриком:

– Стоять на месте! – и, удовлетворившись эффектом тотчас замерших противников, уже спокойно добавил: – Повеселились, и хватит. Я тоже люблю хорошую шутку. Антоний, ступай надеть штаны. Если хочешь, можешь прицепить свои причиндалы сзади вместо хвоста. С бантом.

Гент недовольно пробурчал себе под нос витиеватую фразу о не сваренной каше; спорить с Командором он, разумеется, поостерегся. Кажется, примерно такой исход вычурным своим начинаниям второй пилот предполагал изначально, потому как штаны были явлены слишком быстро, наверняка припрятанные где-то за углом неподалеку. Шутка его все же удалась, даже и Хансен улыбался украдкой, и с Гента того было достаточно.

После заминки со штанами гости вошли с зал и следом сразу за ними явился собственной персоной жених. Эстремадура весь так и светился победным счастьем, хотя ступал тяжело, неохотно делая лишние шаги, дополнительный пуд гравитационного веса не прошел для него даром. Зато костюмчик сидел! Правда, несколько подкачал в смысле цветовой гаммы. Правительственный павлин Цугундер обожал яркие расцветки, насколько это допускал солидный чиновничий стиль. Нежно-голубые тона с искрой, переходящие из светло-облачных в насыщенные тенью, от верха сюртука вниз к узким брючинам. Сапфировые пуговицы-клапаны в два ряда, ослепительно-снежная рубаха с пышным оранжевым трехрядным жабо и выступающими из рукавов присборенными манжетами в узких кружевах. А в облике сеньора – достоинство и гордая самоуверенность с оттенком чуть хвастливого высокомерия, вообще-то в целом Эстремадура напоминал отважного хищного воробья, такое именно сравнение пришло вдруг на ум Арсению. И было оно несправедливым, доктор это понимал, как и то, откуда и почему сие сравнение в нем возникло.

Хотелось Мадянову, чтобы сиятельный в костюме соперник смахивал на балаганного паяца, но нет, врожденное благородство потомка идальго устраняло даже намек на комическую трактовку, а после того как главный затейник Антоний надел штаны, в зале присутствовало только двое потешных персонажей. Сам доктор и его напарник «батальонный историограф». Ну и пусть, кто-кто, а уж Арсений сроду не боялся выглядеть смешным. Если кому нынче сулит веселье его забавный внешний вид, пусть радуется в свое удовольствие, все же свадьба, а не похороны, к тому же Арсений, слава Богу, не жених, ему дозволено вызывать улыбки. И доктор заулыбался первым, стукнул в пол своим помидорным тирсом, за ним то же самое немедленно проделал комиссар Цугундер. Оба они, заранее срепетировав, встали по обеим сторонам «ядовитой» трибунки и трижды провозгласили:

– Да здравствует новобрачная! Ура!

И тут появилась Тана. Восхитительная и ослепительная. В залу она вступила неспешно, что и было понятно, учитывая размеры ее свадебного наряда. Уж пан Збигнев постарался на славу. Из чего он сотворил и чем открасил ее праздничный убор, осталось секретом мастера, но результат впечатлял. Юбка до пят, румяного персикового цвета, натянутая на широкий каркас, вся в крупную складку, чуть короче спереди и чуть длиннее сзади, огромное декольте в буйной пене оборок, на голой шее бархотка и цветок – искусно отлитая из гипергласа переливчатая роза. В целом одеяние колыхалось, трепетало и ласково шуршало при каждом шаге невесты. Высокая, насколько позволяли короткие волосы, прическа и в ней импровизированная диадема с яркими камушками. Арсений знал – пан интендант на время разорил запасы технического алмазного фонда, чтобы порадовать свою любимицу.

Церемония началась. Командор прочитал положенные слова, после чего под звуки концерта Васюковского поспешно слез с трибунки и далее старался держаться от нее подальше, как воскресший Христос от Голгофы. Тана и сеньор Рамон под сочные аплодисменты поцеловались на манер голубков, и сразу же вечеринка вступила в свои права. К обильному застольному пиршеству появился из рубки пан интендант, смененный на время Галеоном Антонием (тот так и отправился на вахту прямо в желтой шкуре и с копьем, не желая расставаться даже с частью изобретенного платья). Тут же пан Пулавский выслушал разнообразные похвалы своему портновскому таланту и сметливой находчивости, отчего расцвел как скромный, но сознающий собственную пользу ирландский клевер на весеннем лугу.