Тим Пауэрс - Черным по черному

Кровь отлила от лица Даффи, но, когда он заговорил, ответ его был по-прежнему на кельтском.

— То было… в давнем прошлом, — пробормотал он.

— Страшно подумать, насколько давнем, — также на кельтском согласился Аврелиан. — Но тогда уже приоткрылось происходящее теперь.

Даффи покрылся потом.

— Хочешь ли ты, чтобы я… ушел, позволив ему явиться? Боюсь, за столько времени от него мало что сохранилось, но, если ты решишь, я это сделаю.

— Нет, Артур, будь спокоен. Довольно, что ты не утерял большую часть его воспоминаний. Весь Запад, — а это больше, чем ведомо тебе, — пошатнулся, и ему грозит гибель. По всему видать, близится та битва, пророчества о которой открылись так давно.

Лицо ирландца приобрело нормальный цвет, но сам он еще казался потрясенным.

— То есть… на самом деле… Сурт с далекого огненного юга…

— Он зовется Сулейман.

— … и полчища Муспелльсхейма…

— Они зовут себя мусульманами.

— И угрожают… кому? Айзирам? Кельтам?

— Да. И еще галлам, саксам, римлянам и всем остальным к западу от Австрии, где мы теперь находимся.

Даффи нахмурился.

— Так мы сражаемся в Австрии? Обороняем саксов? Не вернее ли отойти и укрепиться на наших землях, чтобы быть готовыми встретить их там?

— Нет, ибо, если они прорвутся здесь, во всей Англии может не хватить камней, чтобы выстроить стену, способную их удержать. Мы не можем позволить им воспользоваться моментом. И еще… из детей покоренных наций они воспитывают солдат, так что оставленные нами при отступлении станут источником пополнения, с которым рано или поздно придется сражаться. — Старик вздохнул. — Даже если случится, что нам все же придется сдать Вену и отступить, это будет подобно отступлению с обрушенных стен замка, с тем, чтобы защитить главную башню. На такой шаг идешь, только лишь когда не остается выбора.

— Понимаю. Что ж, будем биться здесь. Тогда мне нужны карты здешних земель, сведения о численности войска и история осады до сегодняшнего дня. У нас, должно быть, имеется конный отряд? Я мог бы повести их…

— Артур, здесь надлежит действовать хитрее, — мягко прервал его Аврелиан. — Послушай, мог бы ты словно птица парить как раз на границе рассудка Даффи, так, чтобы в любой момент возобладать, услышав мой зов?

— Пожалуй. Только ведь он почувствует меня. А ты что-то задумал?

— О, нет-нет. Есть некая возможность, но я, — на миг он предстал дряхлым напуганным стариком, — скорее… умру… чем ею воспользуюсь.

Колени Даффи хрустнули, в то время как тело его выпрямилось.

— Тут пахнет волшебством, от которого лучше держаться подальше. — Он направился к двери. — Время позднее — оставляю тебя, дабы ты мог предаться сну. А я немного пройдусь по городу.

— Тебе не знаком здешний язык. Подожди до утра, и я смогу проводить тебя.

— Мне думается, я вполне обойдусь. — Даффи улыбнулся, открыл дверь и вышел.

Глава 19

Пелена дождя накрыла булыжные мостовые, и туман из брызг над камнями при порывах ветра напоминал морские волны. Холодный пряный аромат мокрых улиц перемешивался в трапезной Циммермана с горячим застоявшимся свечным чадом и запахом прелой одежды. Занимавший маленький столик возле кухонной двери Лотарио Мазертан обмакнул в миску с куриным бульоном кусок черного хлеба и принялся сосредоточенно его пережевывать. Глаза его не отрываясь следили за перемещениями новой молоденькой служанки. Дождавшись, когда та пройдет мимо, он ухватил ее за локоть.

— Простите, мисс. Разве Ипифания Хальштад обычно не занята в эту смену?

— Да, и лучше бы ей быть тут сейчас. Одна я совсем с ног сбилась. Пустите.

Мазертан как будто не расслышал.

— Где она?

— Не знаю. Пустите.

— Мисс, прошу вас. — Он умоляюще посмотрел на нее. — Мне нужно знать.

— Тогда расспросите Анну. Сегодня поутру она сказала госпоже Хальштад что-то, отчего та сильно расстроилась. Так, что выбежала вон, даже не сняв передника. Завопила: «Он мог помереть!» — и след простыл.

— Кто мог помереть?

— Да не знаю я. — С последними словами она вырвала руку и убежала.

Мазертан встал из-за стола и отправился искать Анну. Заглянул на кухню, откуда его сразу же погнали, да еще и обругали, когда он все-таки задержался удостовериться, что ее там нет; открыл боковую дверь и обшарил взглядом мокрый двор; наконец, даже нарушил изысканную беседу Кречмера и Вернера в винном погребке и был грубо отослан вон. Когда Мазертан вернулся к столу, он обнаружил, что Анна помогает новой служанке разносить подносы.

Он выждал, чтобы она оказалась рядом, и позвал:

— Анна! Где Ипифания?

— Господа, прошу прощения. Она, Лотарио, навещает своего отца, где он живет, я не знаю, так что отстань от меня, ладно? Итак, господа, что вы хотели?

Некоторое время Мазертан сидел понурившись, инстинктивно поднимая голову каждый раз, заслышав скрип открываемой двери. Затем с улицы зашел высокий мужчина со слипшимися от дождя волосами, в котором он узнал Брайана Даффи, и немного через силу взмахнул рукой. И тут же поджал губы, ибо Даффи помахал в ответ и направился к его столу.

— Привет, Брайан, — сказал он, когда ирландец подошел вплотную. — Ты, надо полагать, не знаешь, где живет отец Ипифании? А если и знаешь, мне, понятно, не скажешь?

Ирландец сел, оглядел его, прищурившись, и произнес что-то на неизвестном Мазертану языке. Мазертан дернул головой и удивленно поднял брови, отчего Даффи поморщился и не без усилия перешел на латынь. Несмотря на странный акцент, англичанин смог разобрать слова.

— Друг, у тебя грустный вид, — проговорил Даффи. — Что тебя печалит?

— Я тревожусь о госпоже Хальштад. Она…

— In Latmae.

Мазертан ошарашенно уставился на Даффи, пытаясь сообразить, не вздумал ли тот насмехаться. Напряженное внимание во взгляде ирландца свидетельствовало об обратном, тогда, все еще недоумевая, он с запинкой заговорил на латыни:

— Э… меня тревожит Ипифания. Последнее время она плохо себя чувствует, а тут — разумеется, непреднамеренно — вчера утром ты расстроил ее внезапным появлением после многих месяцев отсутствия. Теперь же она получила плохие вести о своем отце и поспешила к нему. В такой тяжелый момент я хотел бы находиться рядом с ней.

— Ага. Так женщина тебе небезразлична?

Мазертан внимательно на него посмотрел.

— Ну да. А ты сам все еще чувствуешь к ней влечение?

Ирландец усмехнулся.

— Все еще? Понимаю. О нет, не то, что подразумеваешь ты, хотя я всегда высоко ценил… женщин. Я рад, что она поручила себя заботам столь достойного человека, коим ты являешься.