Mercedes Lackey - Сломанная стрела

Заходящее солнце уже окрашивало облака в кроваво-красный цвет, когда один из дозорных доложил о появлении давно ожидаемых признаков приближения войска Анкара. Отдавая с лордом-маршалом первые приказы касательно предстоящей битвы, Селенэй молилась про себя, чтобы кровавый цвет заката не стал дурным предзнаменованием для ее стороны.

Для боя лорд-маршал выбрал невысокий голый холм возле самой Границы с Вальдемарской стороны. Позади и слева от холма рос лес, справа расстилалось чистое поле. Чего не мог знать Анкар — и что даже сейчас разведчики и застрельщики, отправляющиеся в заросли, собирались помешать ему узнать — что лес позади холма оказался затоплен в результате того, что чуть раньше, весной, неподалеку прорвало глиняную запруду.

Вода пропитала землю на пару аршин вглубь, и без того топкая почва превратилась в грязевую топь.

Кроме застрельщиков, в леса слева от избранного места боя двинулись и порядка тысячи бойцов, перешедших на сторону Вальдемара.

Группами примерно по сто человек, каждая в сопровождении Герольда, обладающего Даром мысленной речи, они занимали позиции, чтобы находиться в ожидании за пределами досягаемости лазутчиков Анкара.

Сдерживая раздражение, Терен прихлопнул очередного комара. Место было достаточно возвышенным, чтобы не пришлось стоять по самую задницу в грязи, но кусачим насекомым выпал редкостный праздник — им достались не только десятки десятин трясины, чтобы откладывать личинок, но еще и неожиданный приз — множество человеческих особей на закуску! Герольда окружали тьма, сырой воздух и холод. Витре положение нравилось ничуть не больше, чем ему: Терен слышал нетерпеливое фырканье Спутника в темноте справа.

— Сестра! — окликнул он мысленно. — Мы на месте, а как ты?

— Тоже, — пришел ответ Керен, окрашенный злостью, — И по уши в проклятой мошке!

— А тут комары.

— Благодари богов, — огрызнулась она. — Мошка забирается под доспехи, и людям приходится лупить себя до синяков, пытаясь до них добраться.

— Они повсюду… — На сей раз замечание явно исходило от жеребца Керен, Дантриса, и он был очень сердит. В отличие от большинства остальных Герольдов, близнецы Терен и Керен могли мысленно говорить не только с собственными Спутниками, но и со Спутниками друг друга. — Даже феллисовое масло не помогает, — раздраженно закончил Дантрис.

— Похоже, у вас будет больше пострадавших от насекомых, чем в бою, — ухмыльнулся Терен, несмотря на собственную досаду.

— Будем надеяться, что ты прав, — хмуро ответила его сестра-близнец.

— Будь моими глазами и ушами, любимый, — упрашивала Тэлия Дирка. — Я понадоблюсь им…

— Но… — пытался возражать он.

— Возьми Ролана; ты же знаешь, что можешь говорить с ним. И когда я понадоблюсь…

— «Когда», а не «если»? — вздохнул Дирк. — Нет, ничего. Я устанавливаю контакт с Роланом, а он с тобой? Боги, неужели ты ни минуты не можешь отдохнуть?

— Разве я могу?

Дирк не нашелся, что ответить. И теперь он стоял здесь, в строю, позади Селенэй, дожидаясь, рассвета. И молясь, чтобы Тэлия не погубила себя — потому что, если он потеряет ее теперь, едва обретя…

Когда рассвело, силы Селенэй стояли, выстроившись на холме, спиной к лесу. На краю левого крыла, возле самой опушки, расположилась большая группа Герольдов в Белом. Среди них находилась и Джери, одетая в серую студенческую форму Элспет: командиры надеялись, что Анкар примет ее за Элспет и ударит по этому участку. Сама Элспет оставалась в крепости, готовая в любую минуту бежать, если удача отвернется от Вольдемара. Она согласилась на такой план неохотно, но понимала, что так нужно, а, кроме того, хотела быть уверенной, что, если дела пойдут скверно, Тэлию не бросят на произвол судьбы. В один из кратких моментов бодрствования Личный Герольд Королевы очень серьезно попросил наследницу престола лично позаботиться о том, чтобы она, Тэлия, не попала снова в руки Анкара, и Элспет так же серьезно пообещала все исполнить. Хотя Элспет сильно подозревала, что Тэлия имела в виду, что она должна проследить, чтобы Герольд Королевы получил «удар милосердия», наследница была полна решимости взять ее с собой, даже если бы пришлось тащить израненного Герольда на себе!

В бледном свете утренней зари тысяча человек армии Селенэй выглядела жалкой горсткой против трех тысяч Анкара.

Его солдаты носили чуть более тяжелые доспехи, чем вальдемарская Стража, и, судя по тому, как они повиновались приказам офицеров, не уступали ей в выучке. Около пятисот из трех тысяч оставались в седлах; значит, есть и кавалерия, но легкая, не тяжелая. Хорошей же новостью явилось то, что на вооружении у противника оказались не луки, а арбалеты — в бою на открытой местности почти становящиеся бесполезными после первого же выстрела и менее дальнобойные, чем длинные луки.

Бойцы Селенэй терпеливо ждали. Анкару придется самому подойти к ним.

— Ладно, полководец он неплохой, — прорычал лорд-маршал, когда за час ожидания ничего не произошло. — Он оценивает соотношение сил — и я страстно надеюсь, что мы выглядим по-дурацки! Погодите-ка минутку, что-то там начинается…

Из рядов противника выдвинулся всадник с белым флагом парламентера. Он выехал точно на середину поля и остановился.

Лорд-маршал, позвякивая броней, выехал на три шага вперед и прогремел:

— Говори, парень! Или ты просто покрасоваться вылез?

Всадник, слегка развязный малый в богато изукрашенном нагруднике и шлеме с диковинным гербом, сердито покраснел и заговорил:

— Королева Селенэй, ваши посланцы убили короля Алессандара, явно по вашему приказу. За сей гнусный поступок король Анкар объявил Вальдемару войну. Численное превосходство на нашей стороне. Не желаете ли вы сдаться и положиться на правосудие Анкара?

По рядам вальдемарцев пробежал гневный ропот; Селенэй поморщилась.

— А я — то гадала, какую сказочку он состряпает, — шепнула она Кириллу, затем крикнула всаднику, — А чего именно я могу ждать от правосудия Анкара?

— Вы должны отречься от трона и выдать свою дочь Элспет замуж за Анкара. Герольды Вальдемара должны быть распущены и объявлены вне закона. Анкар будет править Вальдемаром совместно с Элспет; вы же будете содержаться в заключении там, где решит Анкар, до конца своих дней.

— То есть примерно в течение десяти минут с момента, как окажусь в руках Анкара, — сказала Селенэй достаточно громко, чтобы парламентер ее услышал. Затем она поднялась на стременах, сняла шлем, так что солнце загорелось на ее золотых волосах, и крикнула во весь голос, — Что скажете, люди? Должна ли я сдаться?