Наталия Ипатова - Куда глядят глаза василиска

— Жаль, — сказал брауни, садясь на задние лапы. — Она была добрая.

— Она была паршивая эгоистка! — вскипел Рэй.

Пара желтых глаз брауни глядела на него, не моргая.

— Мне кажется, — прошептал тот, — случилось еще что-то, более существенное, чем смерть женщины. Я не чувствую в тебе Могущества, принц. Это, разумеется, твое дело… но, мне кажется, тебе лучше было бы бежать отсюда побыстрее и подальше, покуда здесь не разнеслась эта новость. Когда они, — он обвел руками пространство вокруг, — узнают, их ничто не удержит.

— Ты прав.

Необходимость действовать дисциплинировала Рэя. Он торопливо оделся, перекинул через плечо ножны с Чайкой, завернул в прекрасный плащ тело Соль, вскинул ее на плечо и подошел было к двери тайного хода. Но тут его тигриные глаза сузились от презрительной ярости обращенной на самого себя.

— Кой черт! По крайней мере, я уйду, как принц, а не как крыса!

Он развернулся к главному выходу и, сняв засов, выхватил правой рукой сверкающий клинок, левой придерживая на плече легкую ношу.

Когда он показался на лестнице, на него уставилось множество глаз. Бывшие его подданные поползли из углов, пялясь на него, смутно уловив перемену, но пока еще не сообразив, в чем та заключалась. Блеск стали в опытной руке предупреждал их, и они позволили ему спуститься и расступились, когда он пересекал холл.

В конюшне он забрал обоих коней и, не тратя времени на оседлывание, направил свой путь в ночь и снежный буран, сознавая, что отныне вряд ли увидит этот свой родной дом.

Спустя некоторое время он остановился на Поляне Источника. Ключ, как и прежде, бил из земли, хотя края Источника, обледенев, напоминали причудливое, сказочно красивое кружево, замуровавшее в себе высохшие осенние травинки. Он опустил Соль наземь, в снег, и потратил больше часа, смачивая ей лоб, виски и губы живительной ледяной водой. Пальцы его онемели, а она по-прежнему оставалась бездыханной, и он, прекратив бесполезную возню, еще несколько минут сидел просто так, опустив руки и осознавая, что если бы он и впрямь ее ударил, если бы она умерла от физической травмы, Источник смог бы вернуть ей жизнь. Сказать поправде, у него не было на этот счет особых надежд. Но, живая или мертвая, она была с ним и требовала его заботы. Стряхнув оцепенение, он вновь вскочил в седло, положив тело перед собой, и погнал коней на север, прочь отсюда, от опасной близости Замка, и от глаз Сэсс, требующих ответа за погубленную дочь.

* * *

Уже настал день, когда Рэй вырвался из бурана. Дорога вывела его в места, где он не бывал ранее. Он очутился на скалистом берегу, а вдаль простирался ревущий под сильным ветром зимний океан. Ветер безжалостно сдувал снег с прибрежья, обнажая черные валуны и чахлую безлистную поросль в щелях меж камнями. Свинцовые тучи стремились с севера на юг, и вся местность обрисовывалась словами «низко» и «широко». Небо давило сверху, а океан и примыкавшая к нему пустошь казались поистине безграничными.

Место показалось ему подходящим для финальной сцены. Он опустил Соль под выпертое из земли скальное ребро, защищающее, сколько возможно, ее от ветра, словно бы ей было не все равно, вынул Чайку из ножен и принялся рубить и стаскивать в кучу кусты, ломавшиеся под ударами со скрежетом и треском, напоминавшими проклятия. Он соорудил из хвороста и сучьев высокое ложе, а сверху возложил свою рыжую Королеву. Ее лицо смотрело в небеса, а плащ трепетал под ветром. Затем он кремнем высек огонь, и тот, раздуваемый штормом, погнавшим на юг клубы черного дыма, затрещал в сухих дровах, разбежался, охватывая тело жарким кольцом, и взметнулся ввысь, скрывая ее навеки от глаз Рэя.

Жар вынудил его сделать несколько шагов назад, он сел, положив Чайку на колени, и молча смотрел. Пришла пора оглядеться, куда завела его выбранная им дорога Зла.

Когда несколько лет назад он пришел в Замок и объявил спящую в нем власть своей, он был дерзок и юн, в нем полыхал огонь честолюбия, он знал, чего хочет добиться и был готов ради этого трудиться и страдать. Он гнал свои армии по раскисшим дорогам, он подчинял себе царства и народы, он вымокал, голодал и мерз, его осадные башни увязали в непролазной грязи. И все же, он чувствовал, что его сказка была не об этом, и по этой дороге он не прошел до конца. Как, впрочем, и по той, на которую звала его Солли. У него была такая мощь! А с чем он кончил? В холоде и одиночестве, с трупом возлюбленной на руках, став темницей собственных возможностей. Он не сделал ничего. Он не убил своего врага и не уберег свою женщину. Со всеми своими талантами, силой и красотой он оказался неудачником, приносящим несчастье. Он глядел в огонь и думал, что, имея рядом Соль, мог бы и примириться с утратой Могущества. Теперь же на этой земле он был неприкаянной душой. Он никогда не вернется ни в Черный город, ни в Белый. Что его может ждать? Участь наемника, кондотьера, солдата удачи? О да, в этом качестве он бесценен для того, кто вздумает им помыкать. Его ноздри гневно раздулись. Воевать по найму после того, как весь мир держал на ладони? Удовольствоваться меньшим после столь многого? Он мог бы начать с начала, сил хватало, но только имея право, просыпаясь, дышать в ее волосы. Иначе не имело смысла. Он угрюмо усмехнулся, подумав, что если бы был настоящим Злом, тем самым Злом, за которое его держали, все это ничуть бы его не затронуло. Настоящая мерзость надежно защищает от страдания.

Он опустил глаза на меч, все еще сжимаемый застывшими пальцами. Ему показалось, что чайка на гарде смотрит на него вопросительно.

— Ты как-то заикнулся, что служишь Добру и Красоте, — сказал ему Рэй. — Достойные господа, вот только выступают на чужой стороне и почему-то извечно торжествуют. Ты же предназначен для борьбы со Злом. Считай, что выиграл!

Берег вздрогнул, сухие кусты вспыхнули белым бездымным огнем, опрокинулись и покатились со своих мест скалы, с громким всплеском рушась в волны, а серая земля пошла глубокими трещинами, когда Чайка пронзила его сердце и освободила закованное в смертную оболочку Могущество. Вышедший из-под лопатки клинок задымился и истаял в слабом свете хмурого дня, дым развеяло штормом, а на месте клинка неторопливо и чуть растерянно расправил широкие крылья словно сотканный из облака, пепла и печали сказочный серый лебедь. Потом шторм принял его на свою могучую ладонь и унес с этого берега на иной, тот, что серым лебедям назначен изначально.