Олаф Локнит - Зов Древних

— Как? — в один голос воскликнули Конан, Озимандия и Кулан.

— Я уже говорил, что белое освещение в пещерах, которое все принимают за колдовство, ничем не проверив сие утверждение, на деле порождается ничтожно малыми светящимися существами, подобными светлякам. Если это так, мог бы ты, Кулан, заставить их погаснуть на некоторое время?

— Ты прав, ученый,— поддержал Евсевия Озимандия, и хитрая улыбка заиграла на сухих бледных губах.— Пещеры действительно освещаются мельчайшими насекомыми, кои питаются изготавливаемым для них веществом. Привлеченные запахом этой пищи, что неуловим для самой чуткой собаки, но ясно различим этими существами, висят они под потолком, собираясь в огромные тучи. Только при таком скоплении они способны дать свет, достаточный для рассеяния подземного мрака. Но как сможет этот благородный юноша заставить их не излучать свет? Ведь для этого надобно уничтожить запах пищи либо использовать заклятия, известные лишь дикарям, жрецам забытого бога на крайнем западе мира.

— Не такого уж и забытого,— мрачно усмехнулся Конан.— Кулан — жрец Юхиббола Сага, великого бога пиктов.

— Только я не могу их заставить,— развел руками пикт.

— Я могу лишь их попросить, и если они согласятся...

Кулан зажмурился, положил руки на колени и сосредоточился. Так же, как и в случае с бабочками, пикт напряг голосовые связки, но звука не было — он многократно превосходил тонкостью комариный писк.

Сначала ничего не происходило, а потом белые светоносные облака под потолком стали рассыпаться, как рассыпается высохший комок белой муки. И призрачный белый свет стал меркнуть, гаснуть и вскоре исчез вовсе. Подземелье погрузилось во мрак.

— Ты уверен, что подобное произошло и в остальных чертогах? — проскрипел из темноты Озимандия.

— Да,— откликнулся Кулан.— Скрилли, так они называют сами себя, рассыпались, отозвавшись на мою просьбу. Сейчас они устремились к одному месту — туда, откуда распространяется этот запах. Пока каждый из них не насытится, облака не засияют вновь.

— Значит, кроме факелов, у служителей теперь нет иного освещения,— злорадно изрек Озимандия, забыв, что и сам он служитель.— Это к лучшему, ибо сейчас поднимется переполох, и мы выиграем время. Но для того, чтобы зеленый камень действовал, ему нужно хотя бы немного света: сам собой он не засияет. Есть ли у вас факел?

— У нас есть кое-что получше! — Евсевий вытащил из заплечного мешка заветный минерал. Голубоватое свечение распространилось в зале.

— Что ж, вы запасливы,— снова скривил губы в улыбке маг.— С тех пор, как паки создали свой Великий Канон, голубые светочи не появлялись у нас. Сейчас это нам очень пригодится, но впредь прошу тебя, о король, и всех твоих людей: опасайтесь приближаться к этим камням, тем более носить их с собой. Не знаю отчего, но у тех, кто вынужден был подолгу находиться вблизи сих камней, приключалась тяжкая болезнь: выпадали волосы и ногти, ухудшались зубы, слабели и болели кости и все тело. Паки выжили, но они живучи, как крысы. Людям же эти камни страшны.

— Не хочешь ли ты сказать, Озимандия, что все мы обречены? — спросил Конан.

— О нет, вы не столь уж долго пребывали возле камней, и вам пока ничто не грозит. Я лишь предупредил. Но время не остановить, и Зерван не будет нас ждать. Дайте же мне самоцвет!

— Кулан, отдай ему камень,— наконец разрешил Конан.— Хуже вряд ли будет, а так у нас остается шанс.

— Помнишь,— шепнул Септимий Евсевию,— вокруг этих камней на берегу озера не рос мох?

— Да,— кивнул Евсевий.— Но он упомянул Зервана. Как бы я хотел, чтобы слова Кулана сбылись, и Зерван возвратил нам Хорсу. Да не по нашу, а по другую сторону решетки!

Тем временем Озимандия, вооружившись серебряным перстнем с камнем Мабидана и своим золотым, приложил печатку с письменами ко вновь воссиявшему самоцвету и принялся произносить на все том же древнем языке одно за другим заклинания.

Слова падали в тишину, как капли в огромный пустой сосуд, но как сосуд наполняется медленно, но неуклонно, так с каждым словом, произнесенным Озимандией, менялось что-то в самом воздухе, а камень время от времени вспыхивал, разгораясь все сильнее. Казалось, нечто невидимое, но грандиозное воздвигается во тьме, пытаясь разорвать оковы, прорываясь из мира невидимого, мира заклинаний в мир осязаемый.

И вот будто разбилось застывшее стекло, разлетелся вдребезги уродливый саркофаг, освобождая создание могучее и прекрасное. Зеленый луч вырвался из камня, переливаясь всеми оттенками зеленого.

— Видишь,— повернулся к Кулану Озимандия. Его худое лицо светилось, наверно, не слабее зеленого камня.— Ты не смог бы говорить с ним. Тебе неведом язык атлантов, а дракон не из числа детей Юхиббола.

— Что ответил дракон? Он явится? — Конана интересовало только это.

— Да, если его не остановят. Нам остается ждать,— провозгласил бывший служитель.— Хотя трудно предположить, что даже в темноте они не заметят дракона. Его чертог довольно далеко отсюда.

— Да, дракон — это не заяц, это зверь серьезный,— изрек Майлдаф, поглаживая свой ужасный меч.

Между тем камень потух, и снова лишь голубоватый свет озарял пещеру. Предупрежденные магом, все теперь расположились не ближе чем в четырех локтях от светящегося камня, лежавшего на полу.

— Однако господин Кулан надолго испортил им настроение,— заметил Тэн И.— Нас пока никто не торопится навестить.

— А мне кажется, уже пришли...— В голосе Бриана Майлдафа появились недобрые нотки.

Все обернулись. Возле решетки, прямо из темноты, медленно обретая очертания, появлялась высокая белая фигура.

Это был старик в плаще с капюшоном, очень худой, с длинной бородою и длинными тонкими белыми пальцами. Низко наклонив голову, так что лица вовсе не было видно, он сложил руки перед грудью, образовав ладонями подобие сферы.

— Бриан, стой! — воскликнул Кулан.— Это Зерван!

Старик начал медленно поворачивать раскрытые ладони в направлении людей. Ослепительный белый свет больно ударил в глаза.

На миг все потеряли способность видеть, а когда слепота отступила, старика в пещере не было. Вместо него за решеткой стоял крепко сложенный молодой белобрысый гандер ростом чуть ниже среднего, в кожаных штанах, льняной рубахе и тонкой кольчуге под ней. На поясе его висел короткий меч, а шея была обмотана красиво расшитым клетчатым шарфом. Человек озирался, не понимая, куда он попал.

— Хорса! — позвал Конан.

Гандер обернулся и, словно не веря своим глазам, протер их, а потом шагнул к решетке.

— Кениг! Это ты?! Где мы? Почему здесь решетка?