Юрий Туровников - Король и Шут

На суде я узнал, кто виновник наших бед. Им оказался тот самый старик. И знаешь, что он придумал?! Эта гнида сочинила целую историю. Он в зале суда целое представление устроил, сволочь! Сказал, что встретил Мари у пруда, и та сама предложила погадать ему, а потом, якобы, набросилась на него с ножом, пытаясь вырезать сердце. На месте преступления даже нашли окровавленные карты и кое-какие личные вещи Мари. Видать, эта тварь выкрал их из лавки. Потом еще и очевидец нашелся. Тоже старик какой-то. Я пытался свидетельствовать в пользу любимой, да и все знакомые тоже, но все без толку. Никто не хотел разбираться правда это или нет. Судье предъявленных доказательств вполне хватило, чтобы вынести приговор.

И вот на следующий день я вынужден был привести приговор в исполнение. За колдовство Мари присудили сорок ударов плетью. Сорок! Представляешь?! Я должен собственноручно наказать свою любимую, которая искала меня в толпе ротозеев, а я стоял рядом и лил слезы. Каково бы ей было узнать, кто за ее спиной вымачивает плеть в соленой воде? Я бил и плакал, бил и плакал. Мое сердце хотело разорваться на части, но я ничего не мог поделать. Отказаться? Но тогда бы мое место занял другой, и на Мари живого места не осталось бы, ведь я бил в четверть силы, слабее не мог, сам понимаешь. Когда экзекуция закончилась, я вздохнул с облегчением, но тут глашатай в буквальном смысле убил меня. Оказалось, что порка — это только часть приговора. Согласно второй его части, Мари обвинялась в колдовстве! Простая гадалка вдруг, ни с того, ни с сего, стала колдуньей. Как, ты мне можешь объяснить?! — шут молчал. Он прекрасно понимал, о чем говорил Кабош. Та казнь ведьмы, то сожжение, стало последним в истории королевства, но от этого не стало легче. По меньшей мере, палачу. — Ты только представь: я собственноручно привязал свою любимую к столбу и… Ее крик до сих пор стоит в моих ушах.

К столику подошла Мадлен и поставила две кружки пенного пива и тарелку сухарей. Шут жестом попросил сразу повторить, и они с палачом залпом опустошили посуду.

— Не представляю, как ты с этим живешь, — вздохнул Прохор. — Это же такой груз!

— Вот так, — Кабош смахнул слезу с морщинистой щеки. — Я долго маялся, не спал ночами, думал, что делать и как жить дальше и, в конце концов, решился на месть. Знаю, что сейчас рискую. Ты можешь сдать меня, да и пускай! Я нашел того свидетеля, что помог старику оговорить Мэри, и убил его. Перерезал горло. На месте преступления я оставил кое-какие вещи, что до этого украл из дома своего врага. Потом написал от имени убитого записку и подбросил этой мерзкой твари. Старик явился на встречу, где его и повязали гвардейцы. За убийство он был приговорен к усекновению головы, — палач усмехнулся. — Его вели на эшафот, а он орал на всю площадь о своей не виновности. Знаешь, что эта мразь услышала перед тем, как его голова упала в корзину?

— Догадываюсь, — ответил Прохор. — Что истинный убийца ты, так?

— Именно! Видел бы ты его взгляд. Он узнал меня и все понял, но… Мой топор поставил кровавую точку в этом деле. Вот такая история, господин дворцовый балагур. Теперь можешь звать стражу.

Шут нахмурился и потер подбородок.

— Я не стану. Дела давно минувших дней, все уже быльем поросло. Ты мне вот что скажи: кто же занимался расследованием? Кто, не разобравшись, отправил Мари на костер?

Нижняя губа Кабоша задрожала, и тому пришлось слегка прикусить ее.

— Сейчас он Главный Министр королевства, а тогда… — здоровяк опорожнил кружку, которую поставила перед ним Мадлен, и закинул в рот горсть сухарей. — Но его мне не достать, слишком высокого полета птица. Пойду-ка я домой…

— На всякого зверя найдется силок, главное умело его поставить. Будет и на твоей улице праздник, — сказал Прохор в никуда. Палач пошарил в кармане и принялся разбирать на ладони монеты. — Ступай, я расплачусь, у меня не убудет.

Едва Кабош скрылся в толпе, как на шута тут же навалились все звуки таверны: музыка, хохот, крики и звон посуды, а через мгновение пустующее за столом место занял мокрый, как полевая мышь, писарь.

— Что там за поручение государственной важности? Если надо, то я готов скакать во весь опор.

— Успеется, — только и ответил Прохор. — Обождем чуток, а перед рассветом тронемся. А пока, давай выпьем. Хозяин! Вина мне и моему другу!

Скакать никуда не пришлось, ибо друзья отправились к Восточному Рубежу на самодвижущейся повозке. Шут мирно дремал, уронив голову на плечо Фрэда, который сидел за колесом управления, периодически дергая рычаги и стравливая излишки пара. Он так поднаторел в этом, словно всю жизнь посвятил катанию на подобных телегах. Писарь ловко огибал ямы, проносился по ветхим мосткам, гордо задирая подбородок, если попадались путники на дорогах. Он неукоснительно соблюдал все инструкции мастера и шута: периодически останавливался, проверял котел, доливал воду и подбрасывал дрова в топку.

Мимо мелькали густые, девственные леса, бескрайние поля, глубокие озера, полные рыбы, и мелкие прозрачные речушки, в водах которых путники спасались от солнечного пекла и зноя. Звездная, безоблачная ночь сменяла солнечный день и наоборот. Прохор подменял Фрэда, Фрэд — Прохора. По прошествии трех суток шут и писарь проехали мимо указателя «Королевство Серединных Земель. Восточный рубеж. Лесное хозяйство номер 4». Именно тут и приключилась напасть.

У опушки писарь остановил телегу и разбудил шута.

— Просыпайтесь, господин уполномоченный. Приехали.

Прохор продрал глаза и огляделся: по небу ползли тяжелые тучи, впереди стоял густой лес. Вековые деревья раскачивались под порывами ветра.

— Гроза собирается, — поежился сонный весельчак. — А чего встали-то?

Фрэд усмехнулся.

— Чтобы ты проснулся. Что люди скажут, когда увидят королевского посланника, храпящего так, что птицы с перепуга разлетаются и зверье разбегается?

— Молодец! — похвалил писаря Прохор. — За проявленную смекалку объявляю тебе благодарность, а теперь поехали. Версты через четыре должен быть дом управляющего хозяйством. В город, к наместнику, не поедем, больно далече. Разберемся, что к чему, и назад. Успеть бы к Выборному дню.

Тот только пожал плечами, начальству виднее, а он человек маленький: сказали — сделал. Писарь занял свое место за рычагами и гаркнул на весь лес, спугнув двух тетеревов, что взвились в воздух.

— Пошла, залетная! — телега дернулась и въехала в лес.

— Ну ты прямо кучер первой гильдии! — усмехнулся Прохор.

Судя по тому, что колея оказалась заполненной водой, дожди здесь не прекращались. Пару раз самоходная повозка застревала в грязи по самые оси, и ее приходилось выталкивать, а это задача не из легких! Писарь с шутом перевозились, как свиньи, и оборвали лапник чуть ли не у всех молодых елей, чтобы подложить его под колеса. Фрэд ругался, на чем свет стоит, Прохор же молчал и покачивал головой, вслушиваясь в многоэтажную брань своего брата по несчастью.