Инна Живетьева - Черные пески

Марк глянул на побратима, скрывая усмешку: дошло, спасибо Создателю. Чем, интересно, голова забита, что только сейчас сообразил?

– А как ты думаешь? – отозвался княжич Дин.

В день Именования положен только один цвет – родовой. А значит, щеголять Эмитрию в зеленом камзоле. Тут если кто и забыл, все равно вспомнит, какого роду княжич.

– А маска? С домом сгорела?

– Нет, у мамы во дворце хранилась.

– А мне вчера коннетабль подарил, – сказал Марк. – Я купил шелковую, а он, оказывается, с мехом ласки заказал.

Глава 15

На ветках дуба висели два фонарика, золотистый и розовый. Разноцветные пятна ложились на камзолы королевских порученцев. Дальше по аллее фонариков становилось больше: красные, синие, зеленые, в полоску и в крапинку, с нарисованными цветами и птицами. Вокруг бальной площадки они висели целыми гроздьями, там было светло, как в безоблачный полдень. Здесь же, под дубом, густился вечер.

Мимо прошли две девицы под присмотром матерей. Темка услышал, как одна, тощая и вертлявая, сказала:

– Эта Рельни потому не танцует, что не может предпочесть одного целому десятку.

Подруга толкнула ее в бок и показала на Марка. Уставились на незаконнорожденного князя с любопытством.

– Немедленно пойдемте отсюда! – возмущенно сказала одна из матрон и увела оглядывающихся девиц.

«Вот дуры», – подумал Темка. Марка, казалось, это не взволновало.

Марика действительно танцевала мало, предпочитая блистать в шумной компании молодых людей. Высокая, в светло-голубом платье и в белоснежной маске, она казалась еще экзотичнее, чем на Весеннем балу. Темке хорошо было видно, как княжна Рельни прикрыла губы веером и засмеялась. Смех у нее был грудной, низкий, совсем не девичий, а женский. Темке он не нравился. Марк же все поглядывал на Марику, слушая Митьку невнимательно, хотя сам просил рассказать о роддарских поединках.

– Извини, – перебил он княжича Дина. – Я отойду.

Голос у него был точно на дуэль собрался.

До ярко освещенной полянки, где стояла княжна Чайка, было не больше десятка шагов. Марк подошел, и сразу все замолчали. Молоденькая дебютантка ойкнула и спряталась за брата. «Смотрят, как на зверюшку какую», – скрипнул зубами Темка.

– Княжна Рельни, – поклонился Марк.

Марика ободряюще улыбнулась, вопросительно приподняла брови. Темка выдохнул: спасибо, Создатель!

– Разрешите пригласить вас на танец, княжна.

Всего лишь легкое движение краешком губ, и улыбка превратилась в насмешку.

– Вы? Приглашаете меня? Господа, посмотрите, какая дерзость! – Марика схлопнула веер и указала им на князя Лесса. – Или глупость? Как вы думаете?

Все оживились, предвкушая развлечение. Темка услышал чье-то восклицание:

– Каков наглец!

– Ну что вы, господа, – очаровательно улыбнулась Марика. – Вы слишком суровы. Может, он просто не понимает. – Она повернулась к Марку: – Вы не можете пригласить меня. Я не танцую… – княжна Чайка сделала томительную паузу, – с незаконнорожденными.

Громко вскрикнула дебютантка, кто-то рассмеялся. Темка бы не выдержал, рванул в лес, подальше от позора. Марк слегка наклонил голову, словно услышал: мол, простите, танец уже обещан. Повернулся и пошел.

Темка видел, как воевал Марк, знал, что орден Росса получен им по праву. Но вот так повернуться и спокойно пойти казалось ему не меньшим подвигом. Посмеивалась Марика, изощрялась в остротах ее свита, возмущался старый князь, оказавшийся неподалеку. И то, что Марк не шагнул дальше в темноту, а остановился рядом с друзьями и повернулся к бальной площадке, тоже было подвигом. Да Темка лучше бы под обстрелом прошел! За что его Марика – так?! Ну, с Бокаром понятно, но княжна Чайка его разлюбезная – за что? Марк смотрел поверх голов танцующих, и Темке чудился стук барабанов, как тогда, во дворе маленького баронского замка. Митька вдруг заговорил о Рагнер-крег-борне, Темка глянул ошарашенно на побратима, а тот все рассказывал о каменных корслунгах, сравнивал их стати с илларскими и роддарскими жеребцами, показывал руками размах крыльев.

Музыка замолчала, обозначив короткий перерыв между танцами. Послышался смех, и Темке захотелось оглянуться. Казалось, это над Марком, наверняка уже разнесли сплетню. Засмеялись еще громче, заговорили оживленнее. Темка все-таки обернулся с досадой – и увидел принцессу. Анхелина сошла с деревянного помоста и направлялась прямо к ним.

Остановилась, взглянула на Марка и в наступившей тишине сказала:

– Князь Лесс, может быть, вы пригласите меня на танец?

Ахнули громко.

– Буду счастлив, принцесса Анхелина.

Рука об руку они вышли в центр бальной площадки, принцессе всегда – в первую пару. Музыканты медлили, и Анна гневно взглянула на дирижера.

Митька прошептал:

– Сумасшедшая!

Сумасшедшая, согласился Темка. А у самого в груди щекочет гордость: вот какая она, Анхелина! Смелая, честная, благородная! Самая лучшая. Спасибо, Анна!

Почти никто не танцевал, на бальном помосте остались лишь те, кто оказался там раньше скандальной пары. Под деревьями собралась толпа, подходили все новые и новые любопытные.

– Эдвин! – выдохнул Митька. – Ларр-покровитель!

Придворные засуетились, не зная, что предпочесть: быть подальше от королевского гнева или самим все увидеть и услышать.

А потом это и случилось.

…Было как помрачение. Темка громко смеялся, часто прикладывался к бокалу, внимал чужим шуткам, только бы не сорваться. Это же уму непостижимо – ненавидеть побратима! Ненавидеть до стиснутых на эфесе пальцев. Ненавидеть за то, что в поисках поддержки Анна повернулась к Митьке, и именно ему позволила спорить со своим отцом. За то, что когда Эдвин не захотел продолжать неприятный разговор при свидетелях, он отослал князя Лесса и княжича Торна, но не Дина. И сейчас, поглядывая издалека, как Митька и Анна стоят напротив короля – вдвоем! – Темка ненавидел друга все больше и больше.

Вспоминал, как часами был готов рассказывать о княжиче Дине, лишь бы слушала Анна. Еще и радовался этим крохам внимания. «Объедки подбирал», – с омерзением подумал Темка. Он презирал себя за такие мысли, и это тоже ставил побратиму в вину. Предал его Митька, предал! Знал, что Темка любит Анну, и согласился с королем. Женишок! Вот такой у него побратим: сначала отца предал, а потом друга.

«Матерь-заступница, что я несу!» – ахнул про себя Темка. Глянул испуганно на Марка и приятелей, словно те могли услышать, и отступил за деревья. За кустами шуршали и посмеивались, где-то в стороне хохотали и звали слуг с вином. Княжич продирался, не разбирая дороги, и остановился только на маленькой полянке, со всех сторон окруженной пушистыми сосенками. Маска давила, и Темка содрал ее, яростно растер лицо. Щеки горели, точно кто надавал пощечин. Так мерзко княжич себя еще не чувствовал. Хотелось крикнуть: «Подлец!» – и залепить самому себе оплеуху, но это было бы так глупо, что Темка лишь зарычал сквозь стиснутые зубы, дернул сосенку за лапу, обдирая ладонь.