Владимир Корн - Золото вайхов

Высыпав звонкие монеты на стол и придерживая их рукой, чтобы не раскатились, я снова обратился к вдове:

– Гвала, это деньги, заработанные Ароном. Видишь, здесь достаточно, чтобы зажить нормально. Я понимаю, что деньги очень слабое утешение за гибель мужа, но жизнь продолжается. А если возникнут трудности или проблемы, обращайтесь ко мне или, если меня не будет, к Геренту, и мы обязательно их решим.

Женщина посмотрела на деньги и сказала:

– Здесь так много, ваша милость, куда я их спрячу? Мне даже страшно…

– Ну это совсем не проблема, возьми сколько считаешь нужным, а остальные будут храниться у управляющего. В любой момент сможешь забрать их все или сколько будет надо. Купишь обновки дочерям – вон какие красавицы растут, и про себя не забудь. И не волнуйтесь, мы вас не оставим.

Я встал, подошел ко вскочившей женщине, прижал ее к себе, погладил по волосам и заговорил на ухо:

– Все, все, Гвала. Арона уже не вернуть, а жить надо, у тебя есть ради чего жить.

Отъезжая к следующему дому, попросил Герента найти ей работу: не потянет она одна хозяйство, и дочери ей не помощницы. Подумав, тот ответил, что доктор просил найти ему женщину, чтобы убирала, еду готовила и так далее. Переговорит с ним – глядишь, и выйдет что.

В доме Сентора мы долго не задержались. Его жена, женщина очень крупная, едва ли не в два раза больше покойного мужа, спокойно приняла деньги, тщательно их пересчитала, вышла в соседнюю комнату, пошуршала там чем-то и, выйдя уже без кошелька, спокойно на нас воззрилась: мол, что еще скажете? Два ее уже совсем взрослых сына, очень похожих на мать и внешне, и габаритами, не проронили ни слова, а один даже позевывал украдкой.

Уже на улице Герент сказал, что в этом доме скорее ждали денег, чем возвращения мужа и отца. Я пожал плечами, в душе соглашаясь с ним.

В доме Кадьена царило настоящее горе. Его жена, старшая дочь, девица на выданье, двое сыновей-парубков – все они тяжело переживали горечь утраты любимого мужа и отца.

Только младшенькая, сразу же оседлавшая мои колени, несмотря на жесты и шиканье матери, оставалась веселой и улыбчивой. Я покачал ее на колене, сделал пальцами козу, и она засмеялась, довольная.

Старшая дочь была очень похожа на Милану. Такую, какой я ее встретил два года назад, – и возраст тот же, и фигурка стройная, и тонкая, как тростиночка, только у Миланы черты лица тоньше. Я вспомнил о дочери, которую так и не увидел: ей немного меньше, чем малышке, которая сидит у меня на коленях… Стоп, хватит ныть – все у тебя живы, здоровы, даст бог, увидишься еще. А здесь у людей горе.

Женю я Амина на этой девочке, дочке Кадьена. Сам лично слышал его слова, когда он спас Амина от копья вайха: в ответ на благодарность спасенного сказал как бы в шутку, что не чужой человек – зять почти. Тогда особого внимания не обратил, а сейчас вспомнил.

Когда мы возвращались в замок, я все еще успокаивал себя мыслью, что вполне мог погибнуть я, а домой вернулись бы они и мне не в чем себя винить.

Так, с грустными делами покончено, теперь можно подумать и о живых. Лишний день праздника никому не помешает. Сейчас, в этот период, когда дожди льют практически постоянно, особых забот у крестьян нет – пусть погуляют, тем более что есть повод, и еще какой!

Праздник удался на славу – народ веселился от души, употреблял вино и танцевал под музыку местных музыкантов.

Пришли и из Кривичей, и из Малых Лук – всех позвали, никого не забыли. Я вальяжно сидел во главе одного из двух длинных, наспех сколоченных столов, заставленных всевозможными яствами. Присутствовали и открытые бочонки с пивом и вином. Все мои парни были здесь и веселились вместе со всеми, за исключением Шлона, сторожившего наши богатства, и Амина, пропадавшего неизвестно где. Хотя и гадать не надо – он с дочкой Кадьена, где же ему еще быть?

Всегда невозмутимый Ворон лихо отплясывал с двумя сельчанками, улыбаясь им из-под усов. Кот что-то нашептывал на ушко разомлевшей красотке в яркой, праздничной одежде. Пелай, сидевший за столом, одной рукой обнимал за плечи жену, а другой лихо рубал невидимых врагов, которых было, судя по количеству движений, не менее десятка, а то и все два. Проухв, как на карусели, кружил двух девиц на вытянутых руках.

Нектор обстоятельно доказывал что-то седоусому и седовласому мужчине старше его лет на двадцать. Время от времени он подливал в кружки, делая знаки поджидавшей его женщине с корзинкой в руках, из которой торчали горлышки бутылок и половина жареного гуся.

Коллайн исчез еще раньше – я даже не успел заметить, когда и с кем.

Обе мои служанки вертелись рядом, обслуживая гостей и не забывая про меня.

Наконец я решил, что пора отдохнуть, решительно допил кубок и встал.

Кубок, доставшийся мне по наследству от прежних хозяев, имел на своем боку герб дома Вандереров – своего такого у меня еще не было. Но в остальном сосуд был хорош, красивый и вместительный, так что я без зазрения совести пользовался им в свое удовольствие. Поднявшись на ноги, оглядел присутствующих и здраво решил, что мой уход веселья не испортит. Скорее, наоборот: по себе знаю, что присутствие начальства напрягает, а я не кто-нибудь, а барон и благодетель.

Подскочившая Камилла поинтересовалась, не проводить ли господина барона в опочивальню, на что я милостиво махнул рукой – проводи. Заодно и Шлона сменю: вход в сокровищницу замка лежал через мой кабинет, далее через спальню, и уже из спальни ход вел в подвал замка. Предусмотрительно, надо сказать: твои богатства – сам и сторожи.

Я шел твердой и мужественной походкой местного владетеля, а то, что меня кренило на правый борт, в сторону поддерживающей меня Камиллы, – так это просто от усталости, скопившейся в моих членах в результате тяжелого похода, только и всего.

Хотя нет, усталость скопилась не во всех членах, не во всех. С высоты своего роста я явственно видел два округлых полушария, ритмично покачивающихся в вырезе платья девушки. Мне до ужаса захотелось их потрогать, но я стоически боролся с искушением, заложив руки за спину и сцепив их. Еще я заметил, что Камилла показала язык Васие, но не уверен в этом – возможно, что это следствие переедания слегка переперченных перепелов, тушенных в сметане.

В замке мне пришлось применить обе руки, но не так, как хотелось, а схватившись ими за перила лестницы, ведущей на второй этаж. Надо лестницу переделать – слишком уж крутая.

Наконец мы прибыли по назначению. Жестом отослав Шлона на двор, так ничего и не поняв из его скороговорки, я прошел в спальню и рухнул на широкую, мягкую и пахнущую чем-то приятным постель. Девушка, застыв у дверей, скромно потупила глазки и тихо спросила: