Дмитрий Колотилин - Морок Забвения (СИ)

- Ведаю, - благостная сила хлынула сверху, проникая сквозь тело, отторгающее ее, но суть принялась впитывать, испивая каждой частицей.

Мириады внутренних вселенных, вмещающихся внутри меня, рождались, испуская силу новой жизни. Бесчисленные миры в Бесконечности Мироздания отозвались своим сиянием, пробившимся сквозь голубизну дневного мира.

И я ощутил обращенные к новорожденному миру интересующиеся взоры тех, кого мы привыкли именовать богами. Нет, не их самих, но сущностей, рассеянных среди безликой пустоты Вселенной. Они ищут капли той силы, что даруют им смертные, обращаясь с молитвами, называя их имена, вспоминая их деяния.

Эти капли, наполненные ничтожной частицей веры смертного разумного, позволят просуществовать еще какое-то время в надежде. Что все же, пусть через тысячи лет, пусть через тысячи миров, но вспомнят о них, построят в их честь храмы и обратят свои молитвы, и тогда, и тогда, и тогда…

- Сергей, - тяжелая рука Емели легла мне на плечо: - Ты с нами?

- А? – открываю глаза, возвращаясь в это тело: - Что?

- Спрашиваю, живой?

- Живой.

- Это хорошо, а то статую тут изображать решил, чуть ли не окаменел.

- Чего?

- Не чего, а идем?

Земля внезапно вспучилась под ногами, зашатавшись, как будто бы оказался на хрупком льду, не выдержавшим веса. Одновременно просвистели стрелы, не попавшие лишь только потому, что сместившийся под ногами пласт принудил меня пригнуться. Ноги угодили в разверзнувшиеся щели меж пластов, застревая по щиколотки и лишая возможности отпрыгнуть без лишней возни.

Емельян среагировал быстрее, бросаясь вперед к Хранителю и прикрываясь осадным щитом, звоном стального листа встречая ударившие в него стрелы. Пригибаясь над старцем, он заслонил того своим защищенным телом, принимая на себя падающие с небес роящиеся стрелы, не способные пробить щит напрямую.

Мрак прыгнул в ближайшие заросли, исчезая в молодой поросли, но я знал, что волк ушел из-под обстрела не из-за трусости, и вскоре он даст нам мгновения, за которые мы должны будем успеть, иначе вожак рискует погибнуть.

Ствол дерева рядом вдруг раскрылся подобно стеблю цветка и через мгновение то вспыхнуло, как соломка. Вспученная вокруг земля стремительно нагрелась, источая пар, трава вмиг выгорела, и округлая стигмата проступила сквозь породу, испуская жар пламени, обжигающего кожу. Я взревел, боль поднималась снизу-вверх, принуждая попытаться выдернуть ноги из полымя, но те сильно застряли меж вдруг сошедшихся земляных плит, от жара затвердевших, став как будто бы бетонными. Плоть держалась, лишь покрываясь волдырями, но боль приумножалась с каждым мгновением, пламя все сильнее разгоралось, поднимаясь все выше и выше, будто бы стремясь закрутиться в огненный смерч. Кости трещали, плоть разрывалась об острые грани, но несмотря ни на какую боль, я раз за разом пытался вырваться из оков, истошно ревя, и мне уже не хотелось никого щадить, никому не давать второго шанса.

«Нет, никто вставший на моем пути более не имеет права на пощаду, нет, никто не получит возможности искупления! Я их буду истреблять, я их буду рвать руками, я их буду рвать клыками, вскрою им глотки и пущу кровь, вырву их сердца и раздавлю в своих руках! Ни жалости, ни пощады, ни сострадания к врагам моим!!!»

…Безликий призрачный силуэт стоял передо мной, и я ощущал пристальный взгляд ожидания. Вокруг нас полыхают три разных стены пламени, перемешивающиеся, но не сливающиеся воедино, оставаясь отдельным от остального. Кажется, полыхающая стихия поднимается до самых небес, недосягаемых моему взору, как и твердь, скрываемая мраком пропасти. Хочется оглядеться, осознать себя где-то, но призрак притягивает взгляд, принуждая глядеть сквозь него и будто бы задавая безмолвный вопрос…

- Именем Света, именем Рода, именем силы его! – голос Хранителя прорвался сквозь окружающий гул бушующего пламени: - Перун насылает благость на призывавших её. Силу и славу, твердость и ярость, даждь нам Перун в бою. Громом явленный, будь вдохновенным, волю яви свою. Именем Бога Седого Сварога воину силу даждь. Сыну и брату, другу и вою, волю свою яви. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Тело вдруг окрепло, боль обгоревшей плоти стихла, навалившиеся камни стали казаться мягкими пуховыми подушками. Выгоревшая твердь поддалась усилию, высвобождая из оков, и я бросился навстречу летящим стрелам и огненным шарам, выдающим дерзнувших напасть из засады.

Бушующее вокруг пламя вгрызалось в плоть, покрывшуюся волдырями и местами принявшуюся подгорать и припекаться, но тело все равно слушалось, на время прекратив напоминать о себе, усмирив боль. Лишь ярость и злоба заполонили сознание, переставшее реагировать на окружающий мир. Пронзающие запекшуюся плоть столы не лишали переполняющее негодование, жаждущее добраться до проявившиеся алые пятна сквозь резко посеревший мир.

«Десять, всего лишь десять. Почти рядом друг с другом, внутри каждого бурлит сила, текущая по жилам их тел, их ауры сияют подобно свету костра в кромешной ночи. Никто не сможет спрятаться от меня, не убежит, каждого найду. И разорву эти жилы, испою силу их аур и навсегда сотру из этого мира».

Двуручный меч загудел, набирая силу инерции, разжигающей объявшее его пламя войны, широкая крепко держит орудие палача когтистыми пальцами, собственный рост и масса позволяют вращать полутораметровое лезвие одной рукой будто бы в ней короткий одноручный меч. Мелкие алые точки, летящие навстречу, встречаются вращающимся лезвием, резкие броски в сторону спасают от вспыхивающих молний и вырывающихся передо мной огненных фонтанов. Прыжком преодолеваю внезапно поднявшуюся передо мной земляную стену, чуть не угодив с разбега в разверзнувшеюся перед ней пропасть.

Резкая боль в боку принудила обернуться, чтобы различить лишь слабую тень ауры, мелькнувшей позади и куда-то исчезнувшей. Я в переполняющей злобе крутанулся вокруг, пытаясь попасть в незримого врага, но лезвие лишь проревело, исторгая языки пламени и рассекая воздух. Мгновение, и вновь вспышка боли, теперь в спине, и что-то, кажется, осталось в ней, погрузившись в мое тело. За ними еще несколько вспышек, но это лишь породило большую ярость, в край выплеснувшую из меня, со слепотой собственного разума, бросившегося прямо на встречу собственной погибели.

На опушке небольшого пролеска, раскинувшегося на вершине обрывистого холма вдруг раздался взрыв, ударная волна разметала деревья на вершине, оголяя развороченное упавшим метеоритом место, объятое пожарищем, всепожирающее пламя вырвалось и понеслось во все стороны. Устоял, странно, но я устоял, хотя, вроде бы, не совсем. О прежних ранах можно не заботиться, ведь те исчезли полностью, зато на их местах появились обильно кровоточащие рваные раны, кое-где были вырванные целые куски, и я даже думать сейчас не пытаюсь по поводу того, как же все-таки я пока еще живой.