Последний Мост (СИ) - Адамов Марк

Обитель Кваранга. Слухи о чудовищном проклятии, что пало на неё в далёкие годы, отпугивали всех, даже заблудших мародёров. Простым же горожанам хватало указа верховного жреца, объявившего обитель осквернённой и потерявшей благодать Далёкой Звезды. Настоятель следовал его примеру и запрещал Лисам даже думать о том, чтобы подняться на поверхность.

Но распорядителям закон не писан. Гадюка хорошо знала дорогу и уверенно вела Вариона вокруг собора, что сгорел в разгар оспы. Они брели по колено в снегу среди утративших былое величие келий, за которыми притаилась узкая шестиугольная часовня.

Внутри горел свет, а на паперти уже поджидала сгорбленная фигура Таделии. Сойка неуверенно держалась на ногах, словно боль всё ещё прорывалась даже сквозь магию Альхиора. Она оживилась при виде гостей, вот только Гадюка явно не обрадовалась.

— Сойка? Это ещё что такое? — Мирфия остановилась у самой паперти и положила руки себе на давно пропавшую талию. — Вы сговорились, да? Так я и думала…

— Госпожа, простите меня, — каялась Таделия, медленно спускаясь по лестнице. — Вы поверили мне, а я не справилась.

— Очевидно, — холодно ответила та. — Ты не просто не справилась, а ещё и сговорилась с Химерой. Этим безнадёжным, пропащим, заносчивым идиотом, с чем ты, кстати, согласилась!

— Вот как? — фыркнул Варион. — Ещё будут обидные слова?

— Теперь я вижу, откуда ноги растут, — не унималась Мирфия. — Не знаю, откуда взялись эти россказни о Химере и нашем месте, но клянусь, что узнаю. А для вас двоих всё кончено, ясно? Как у вас ещё наглости хватило осквернять память давно погибшего Лиса?

— С ума сойти, — Кранц Родейн торжественно вышел из заброшенной часовни. — Ты говоришь о наглости, когда сама врёшь в глаза всем, кого видишь каждый Чёртов день. Потрясающе, Гадюка, бесподобно. И, надо сказать, удивительная забота о памяти того, кого ты так вероломно убила. Ну, думала, что убила.

— Арброк, — лицо госпожи побледнело, почти слившись с окружением.

— Забудь это имя, как забыл я, — велел Химера-старший. — Этот человек давно мёртв благодаря тебе. Но сам я живее, чем когда-либо.

— Как ты можешь здесь сейчас быть? — бормотала Гадюка. — Ты не мог выжить, как… Как это возможно?

— Дорогая моя, — Кранц снисходительно улыбнулся. — Ты веришь, что какой-то там звезде на небе есть дело до людей и она вершит их судьбы. Чёрт подери, у меня самого есть подручный маг, который вытащил вот эту вот птичку с того света, а ты спрашиваешь, как что-то вообще возможно? Мир полон чудес, Гадюка. Жаль, что из твоего подвала этого не видно.

— Я тебя убила!

— Но вот я здесь, на нашем месте. Помнишь, как мы летом любили лежать на паперти и смотреть на звёзды? — Кранц неспешно шагал по ступеням, успев потрепать раненую Сойку за плечо. — Тогда мы ещё не разучились мечтать и думали о том, как сбежим за холмы. Я до сих пор вспоминаю о наших планах и пытаюсь представить, как бы всё сложилось. Но ведь это уже не важно.

— Ты думаешь, я хотела тебя убивать? — Мирфия вскинула руки. — Он приказал мне, понимаешь?

— Настоятель? — каждый слово Химеры-старшего было наполнено презрением. — Неуловимый и незримый, но так часто вспоминаемый…

— Скажи, госпожа, — встрял Варион. — Он хоть когда-нибудь существовал? Потому как мне кажется, что ты либо его выдумала, либо давным-давно убила, чтобы забрать власть на пару с Коршуном. И, Чёрт меня дери, не знаю даже, что хуже.

— О, он существует, поверь, — испуг и злость боролись за власть над лицо Гадюки. — Видел бы ты его хоть раз — и не стал бы так неуважительно отзываться.

— Девятнадцать лет, Гадюка, — Кранц остановился в половине сажени от бывшей возлюбленной. — Пока ты думала, что рыбы доедают меня на дне Баланоша, я искал, я копал, я вынюхивал всё, что мог. Я узнал не меньше дюжины новых Лис и где они живут. Я выяснил, что ты теперь распоряжаешься Приютом на пару с этим полудурком Коршуном, а Лом, последний достойный Лис, парит ваши задницы в купальне. Я узнал и про закоулок у пристани, где твой человек встречается с заказчиками, и про лавку в Замковом квартале, где передаются деньги. Я нашёл все забытые ходы под этим проклятым монастырём. Но ничего — о твоём неуловимом господине. Потому что его нет.

— Он есть и будет очень недоволен.

— Так позови его, — Варион встал подле старшего тёзки и сложил руки на груди. — Пусть сам придёт и расскажет, как же сильно я его возмущаю. Пусть посмотрит мне в глаза и убедит, что я не достоин жить.

— Настоятеля нельзя позвать, — истерический смех вырвался из Мирфии. — Это работает только в одну сторону, и, упаси вас Звезда, лучше вам этого избежать.

Кранц протяжно зарычал и отправил тяжёлый снежок в давно выбитое окно часовни. Пусть Варион знал его недолго, лже-Настоятель впервые утратил стойкость духа при нём.

— Гадюка, послушай меня, — Химера-старший обдал её потоком пара изо рта. — Я стою здесь, перед тобой, как и тот, кому вы отдали моё имя. Живые памятники ущербности Лисьего Приюта. А ты всё ещё трепещешь перед этим своим Настоятелем, почему? Объясни мне, я правда не понимаю. Есть он или нет, я уже доказал, что он — ничтожество и трус, который удерживает людей на цепи враньём и предательством.

— Непослушание — худший грех, — только и сказала госпожа.

— И всё же предательство хуже, — поправил её Варион.

— Посмотри мне в глаза, Гадюка, — продолжил Кранц. — Посмотри и скажи, как тебе жаль того, что ты сделала тогда. Я не поверю, что у тебя не было выбора, но ведь ты предпочла подлизываться к Настоятелю. Отвергни его сейчас и увидишь, каким будет настоящее будущее Лис.

— Ты прав, Арброк, — молвила госпожа. — У меня и правда был выбор, и я решила подчиниться. Приют дал мне всё, а то задание в Баланоше помогло мне стать его распорядителем. Я живу лучше, чем когда-либо смогла бы, благодаря этому. Потому что выбрала долг, а не наивные мечты с тобой. Настоятель дал мне всё, и даже сейчас я бы сделала то же самое.

— Жаль слышать, Гадюка, — взгляд Кранца похолодел. — Тогда твой урок окончен.

Движением небывалой плавности Химера-старший обнажил своё оружие. Это был уже не кинжал, но ещё и не меч. Короткий клинок с треугольным сечением блеснул на мгновение и безжалостно погрузился в грудь госпожи.

Гадюка даже не успела вскрикнуть или попытаться уйти от удара. Кровь хлынула из побледневших губ, и могучая распорядительница Лисьего Приюта упала на колени. Её руки загребали снег в чудовищной агонии, но сил у неё уже не оставалось. Мирфия завалилась на бок прямо у ног Химеры-старшего.

Кранц смотрел на неё с выражением полного безразличия. Лишь сделал шаг назад, чтобы не заляпать кровью дорогие ботфорты. Варион глотал ртом воздух, пытаясь понять, что он чувствовал. Он жаждал мести, но всё же остался обескуражен гибелью самоназванной матери. Сойка же и вовсе побледнела, и была вынуждена осесть на холодные ступени часовни.

— Видите, детишки, кому вы служили? — Химера-старший присел на корточки над телом своей забытой любви. — Видите, куда они вас вели?

— По-моему, она бы нам пригодилась, — выдавил Варион.

— Я сразу сказал, что убью её без лишних раздумий, так что обойдёмся без поучений, — Кранц усмехнулся. — Не надумал сделать то же самое?

Сойка только поднялась, но тут же попятилась обратно к часовне.

— Ладно-ладно, — Химера-старший облизал губы. — Мы ещё многому научимся. Например, учиться на чужих ошибках, а не своих.

С ледяной решительностью он провернул клинок в груди госпожи и нанёс удар ей в шею. Лже-Настоятель делал всё нарочито чётко и неторопливо, словно Гадюка была для него не больше, чем мелким препятствием. Он вытер лезвие полами её плаща, выпрямился и глубоко вдохнул морозный воздух.

— А дальше-то что делать? — Варион переминался подле него.

— Вы, наверное, замёрзли, — Кранц медленно встал. — Вот сейчас и согреемся. Дальше поводья беру я, а вы не лезьте под ноги и наслаждайтесь зрелищем.

Глава 25. Последний шанс

"Последние шансы даются так часто, что уже потеряли всякий смысл" Агустур Первый, король Летары (489–522).