Дарья Бухарова - В тени от битвы

– Снимите, пожалуйста! - Марил зашептал быстро-быстро, словно Бару собирался уходить. - Пожалуйста! Я больше не могу…

– К тому же, твоя сестра пока не даёт мне повода быть недовольным, - кивнул Бару. - Сними его, Мтара, - приказал он, не оборачиваясь к мастеру пыток, продолжая следить за выражением лица Марила. Ат Лав испуганно моргал и плакал, всё ещё не веря в подобную милость со стороны Лорда Тени.

Сначала Марил понял, что его ноги больше не жжёт огонь. Потом Мтара взвалил его, лёгкого, как пушинку, на плечо, снимая с рук браслеты цепей.

Когда впервые протёртые почти до мяса кисти встретились с холодным, сырым воздухом, Марил уже не мог сдерживаться. Острая колючая боль освобождённых рук и сладкое ощущение того, что постоянного напряжения больше нет, оглушили его, будто бы он только что родился, и больше ничего никогда не знал в жизни. Мтара, повинуясь невысказанному желанию Бару, небрежно бросил почти невесомое тело Марила на холодный камень, но Марил уже не чувствовал никакой боли. Он с наслаждением корчился на твёрдом полу, не сдерживая рыданий. Это было то, о чём он мечтал с тех пор, как оказался в подземелье дворца.

Бару презрительно скривился. Каким бы смелым ни был этот мальчишка, всё было до пыток. Теперь, после, он будет бояться возвращения к мучениям, и не позволит себе быть таким смелым… Даже жаль.

– Благодари великодушного короля, мразь! - прорычал за спиной Мараат. Марил, давясь рыданиями, послушно залепетал невнятную благодарность.

О да, он был благодарен! Всё равно кому: Лорду ли Бару, жестокому ли Сакаре или Мтаре; он действительно готов был благодарить любого целую вечность, лишь бы это больше никогда не повторилась.

Бару брезгливо подтолкнул его носком сапога в бок, переворачивая на спину. Упрямый мальчишка смотрел на него с безумной благодарностью и - Бару усмехнулся - с истинным страхом. За спиной Бару сейчас находилась та самая ужасная конструкция, что столько времени заставляла Марила испытывать мучения.

– Надеюсь, ты оценишь моё отношение к тебе, и впредь будешь тих, как мышь, - Бару скрестил на груди руки. - В противном случае, тебе придётся вернуться сюда…

– Нет! - воскликнул Марил, и в его глазах заплескался ужас. - Я сделаю всё, что вы скажете! Не надо опять… пожалуйста… не надо… я…

– Брось его в карцер и распорядись дать ему хлеба и воды, - бросил Бару Мтаре.

У Марила закружилась голова.

– Спасибо… Спасибо, - невнятно лепетал он. - Я всё буду… я… ничего…

Он почувствовал руку на воротнике своей рваной рубашки, пропитанной запахом дыма, и то, как его волокут по каменному полу…

Он ощущал себя самым счастливым человеком в мире.

Его швырнули на солому, и раздалось бряцание ключа, поворачивавшегося в замке. Он всё ещё не пришёл в себя после неожиданного освобождения. Радостно и громко дыша, он гладил дрожащими пальцами редкую колючую солому, рассыпанную на камнях, с наслаждением вытягивал ноющие ноги и стонал, когда освобождённое от ига напряжения тело сводила судорога.

В щель между железными прутьями просунулась рука. Марил не видел человека, но знал - это не Мтара. Он узнал бы Мтару даже с закрытыми глазами. Перед глазами сейчас прыгали разноцветные пятна, и он только и видел, что руку.

Рука бросила на пол его камеры хлеб.

Запах хлеба едва не свёл Марила с ума. Он долго не мог справиться с собственными руками, чтобы схватить его. Это была чёрствая горбушка, но она была для Марила лучше самой свежей выпечки, какую он пробовал когда-либо в жизни. Он впился в неё зубами, как голодный зверь в добычу, глотая, не жуя, словно у него вот-вот отберут его. Потом раздался звук, будто что-то поставили на камень. Марил, ориентируясь почти на звук, наткнулся пальцами на глиняный кувшин с водой. Руки тряслись так сильно, что он пролил почти половину драгоценной жидкости, а остальную выпил жадно, большими глотками. С сожалением он оторвался от кувшина и судорожно сглотнул ещё раз.

Он будто через вату слышал чей-то стон, далёкий и негромкий:

– Дайте мне… Воды… Пожалуйста…

Кто-то из помощников мастера пыток, принёсший ему хлеб и воду, прикрикнул на голос, и тот затих. Марил упал назад себя, обратно на солому, и провалился в такой долгожданный и тёмный сон.

Он пришёл в себя от резкой боли в животе. Не следовало после продолжительного голода так набрасываться на еду и воду. Скорчившись, он ткнулся лбом в пол и застонал.

В таком положении он пробыл ещё какое-то время. Сознание постепенно возвращалось к нему.

Бару прекратил пытать его. Вряд ли он изначально пытался что-то выяснить, ему просто нравилось знать, что где-то в подземелье страдает ещё один человек. Но он приказал снять его… Почему? Лорду Тени не может быть доступна жалость. Он побоялся, что он не выдержит и умрёт? С чего бы? Наймира всё равно не узнала бы об этом…

Значит, Бару хотел, чтобы он остался жив и не сошёл окончательно с ума. До того, чтобы спятить окончательно, Марилу оставалось не так-то много.

Марил вспомнил, как умолял Бару прекратить его мучения, как благодарил его, и содрогнулся от отвращения к самому себе. О, неужели, он мог превратиться в такого низкого безумца!

Раздались шаги и звук падающего хлеба, но на этот раз Марил даже не сумел пошевелиться. Голод он чувствовал по-прежнему, но умом понимал, что не должен набрасываться на еду - его организм не справится с такой нагрузкой.

Шаги затихли.

– О, Свет,… - прошептал Марил. Взгляд его упал на свои руки, украшенные браслетами из запёкшейся крови.

Где-то невдалеке раздался стон. Марил обернулся и увидел ещё одного пленника. Его камера находилась напротив карцера Марила. Прижавшись к решётке, пленник бессвязно бормотал что-то, глядя на Марила с мольбой.

Марил не сразу узнал в нём Хранителя, который был "гостем" Мтары столь непродолжительное время.

Взгляд Хранителя был прикован к чёрствому хлебу в Мариловой камере.

– Хочешь? - тихо спросил Марил, и испугался собственного голоса, в котором прозвучала жадность. Он подсознательно не желал отдавать хлеб.

– Да! - выдохнул с той стороны Хранитель. - Мне запретили давать еду и воду… Я голоден… Дай мне, пожалуйста! Пожалуйста…

Марил попытался подняться на ноги, но у него ничего не вышло. Ноги не держали его. Он подполз к решётке, хватаясь за прутья и прижимая к себе хлеб. Сквозь просветы между прутьями он протиснул руку с оторванным куском горбушки. Несчастный пленник потянулся с той стороны коридора, но расстояние между ними было слишком велико.

– Брось, - прошептал пленник. - Брось мне! Пожалуйста!