Сергей Никшич - Соседи

В этот день после работы Хома к Оксане не пошел, а отправился гулять по Подолу, который уже исходил в поисках белокурой красавицы вдоль и поперек, в надежде, что он все-таки ее найдет. И на пустынной улице, обезумевшей от летней жары и пыли, он вдруг явственно услышал ее голосок: «Холодно! Холодно!». И понял, что она помогает ему себя найти. И он свернул на боковую улочку и услышал: «Теплее, теплее!». И так он и шел, и слушал то, что она ему говорила, и вышел в конце концов к какому-то длинному, фабричного типа строению, которое, однако, оказалось жилым домом, и увидел, как из окна первого этажа кто-то машет ему рукой. И окно открылось, и перед собой он увидел девушку, которая сидела с ним на скамейке в парке, – Наталочка! И он подбежал к окну, и обнял ее, хотя они почти не были знакомы, и давай ее целовать-обнимать, а та смеется, но его не прогоняет. Но тут из-за плеча Наталочки выглянула суровая женщина, лицо которой было испещрено, как кабалистическими значками, крупными и глубокими морщинами. Увидев рыжего незнакомца, женщина зло закричала:

– А этот зачем здесь?!! Гони его вон, а не то…

И окно было с грохотом закрыто, и штора – задернута, а они ведь так и не успели друг другу сказать и двух слов. И Хома, голова которого шла кругом, вдруг сообразил, что забыл сказать Наталочке, что он ее любит.

И он уселся возле дома на лавку, намереваясь дождаться того момента, когда Наталочке удастся к нему выйти или хотя бы выглянуть в окно, но дом словно замер в тревожном ожидании, и улица была пуста, и горячий ветер гнал по ней тополиный пух, от которого Хоме хотелось чихать, и гнусно каркала пророчившая гадость ворона, и пищал от голода живот, и Наталочка, и любовь казались надуманной, неправдоподобной сказкой. А тут и солнце стало заходить за горизонт, и ему надо было решать – или опять ночевать в парке, или ехать в далекую Горенку. Он решил еще раз подойти к заветному окну и уже было подошел, но когда до зеленой, поеденной плесенью стены старинного дома оставалось всего несколько шагов, ноги его вдруг одеревенели и он замер, как беспомощная статуя, чувствуя, как кровь у него замерзает и сердце перестает биться. Но тут из-за шторы послышался крик Наталочки: «Не мучь его!». Затем он услышал, как кто-то дерется, и вдруг почувствовал, как сердце снова начало биться и кровь запульсировала в жилах и отвратительная одурь оставила его, и он набрался мужества, и заглянул в окно, и увидел, как в комнате, почти пустой из-за отсутствия мебели, дерутся Наталочка и старая карга, причем последняя явно побеждает, потому что уже сидит на повергнутой на пол его возлюбленной и бьет ее наотмашь по лицу правой рукой, а в левой у нее зажат нож. И Хома, не глядя себе под ноги и себя не помня, побежал в обход дома, чтобы ворваться в квартиру, но дверь была заперта, и он надавил на нее изо всех сил, и она поддалась и открылась, и он влетел в квартиру в тот самый момент, когда старуха уже была готова вонзить страшный длинный нож в нежное Наталочкино сердце. Увидев Хому, карга злобно зашипела, как кот, которого поймали с поличным.

– Ты зачем здесь, человек? – спросила она, вставая.

Но не успел Хома ей ответить, как она уже замахнулась на него и давай за ним гоняться, чтобы отправить на тот свет его душу, но и Наталочка вскочила на ноги, и снова сцепилась со старухой, и не позволила ей прикончить безоружного своего знакомца. А Хома только диву давался, не понимая, что все это может значить. Но наконец все успокоилось, и Наталочка шепотом сказала ему:

– Пойдем, я тебя провожу. Нельзя тебе здесь.

И они вышли на темную, ночную улицу, и Хома посмотрел на часы – приближалась полночь, а это означало, что на последний трамвай ему уже не успеть, но он ничего не сказал, потому что хотел как можно дольше побыть с этой девушкой, которая умела передавать ему свои мысли и хохотать так искренне, что Хома забывал обо всем на свете, находясь рядом с ней. И целовала она его так, как никто никогда его не целовал. И Хома, понятное дело, не хотел с ней расставаться. Но тут часы, те, что на шпиле Академии, стали медленно и протяжно бить полночь, и Наталочка, а ее и в самом деле так звали, испуганно вскрикнула и бросилась бежать в сторону своего дома, но тут что-то сверкнуло, и она упала на асфальт, и Хома своим глазам не поверил – из под юбки, вместо аккуратненьких, тоненьких и беленьких ножек в туфлях-лодочках торчал рыбий хвост, который гневно бил по асфальту, но асфальт ведь не вода, не поплывешь… И подмастерье наш сообразил, что судьба свела его с русалкой и что она, если даже его не утопит, то женою ему не станет и все это зря… И так стало ему горько и обидно, ведь Наталочка уже надежно обосновалась в его сердце и он и жизни своей не представлял без нее. А тут вместо счастья – рыбий хвост. И он в растерянности подошел к ней – а она протягивает к нему свои белые руки, и обнимает его за шею, и целует его… И он взял ее на руки и понес ее домой, но она попросила его нежным таким голоском, каким дитя просит тятю своего купить игрушку, чтобы он отнес ее к Днепру и выпустил ее в воду, потому что надоела ей крохотная ванна, в которой ей сидеть, скрючившись, до утра, до того момента, когда золотое светило появится на летнем небе и она опять превратится в девушку. И Хома понес ее, свою любовь, к Днепру. А до набережной было еще ох как далеко, и тащить русалку было ему с каждым шагом все тяжелее. Но она крепко обнимала его за шею, как бы помогая ему, а он держал ее за плечи и за чешуйчатый, скользкий хвост, который норовил предательски выскользнуть из его рук. Сколько они шли к Днепру, никто не знает. Хоме казалось, что целую вечность, потому что он так устал, что думал, что вот-вот его душа, не выдержав страданий, покинет его бренное тело. Но вот и набережная и ступеньки к воде, и Хома из последних сил спустился к воде, а Наталочка обнимала его и просила его: «Быстрее, быстрее, мочи моей уже нет, дышать не могу, в воду мне надо». «Потерпи, любимая, потерпи, – умолял ее совершенно потерявший голову от всего того, что с ним произошло, подмастерье. – Скоро уже».

И вот Хома замер на краю воды, понимая, что его счастье вот-вот вильнет хвостом и, наверное, он ее никогда больше не увидит.

И он решил спросить ее:

– Ты вернешься ко мне? Ведь я люблю тебя.

Наталочка серьезно так посмотрела на него и сказала:

– А я и не собираюсь тебя бросать. Ты же мой. Я только поплаваю немного, а там и солнце взойдет, и я опять превращусь в человека, и ты отвезешь меня к себе домой, и я буду тебе женой. А к матери мы не пойдем. Она все торопит, чтобы мы скорее уплыли в северные моря, – мы ведь случайно здесь. И если она поймет, что я хочу у тебя остаться, она может убить тебя. Но хватит об этом, мы поговорим потом, а сейчас бросай меня в воду!