Анатолий Герасименко - Тотем Человека

Умирали. От глупых, нелепых, случайных смертей

Всего их было пятьдесят два человека.

А может, все будет не так, и они умрут гораздо проще и быстрее. Прямо на глазах у Черного.

Слушай голос Тотема.

Дина слушала голос Тотема всю ночь: ей нужно было захотеть. Хотеть оказалось очень трудным делом, труднее, чем делать, труднее, чем думать, и уж намного труднее, чем вспоминать. Но она захотела. Теперь она могла делать то, что хотела. И была уверена, что поступает верно.

Прежде всего нужно было встать в шесть часов утра. Провалявшись без сна почти всю ночь. Если бы кто-нибудь спросил Дину потом, сотни лет спустя — что было труднее всего? — она, не сомневаясь, ответила бы: проснуться. Встать под противный писк будильника. Напрячь мышцы живота, опереться на руки, сесть и спустить ноги с кровати. Вот на этом она чуть не сломалась. Открыть глаза Дина позволила себе только в ванной, куда пробралась на ощупь. Дальше все было значительно легче. Маршрутки в пол-седьмого утра ходили часто, народу было не так много. Дине досталось сидячее место, и она едва не заснула опять. А может, и заснула, не заметив: выходить было скоро, на конечной.

Боб и Саша жили в новом, пятнадцатиэтажном доме. 'Совсем как Макс', - ежась от недосыпа, подумала Дина. Предрассветная серость, пахнущий гарью туман, пронизывающий до костей холод. Она скорым шагом пошла к двери, надавила кнопки на домофоне.

Ждать пришлось долго. Гудок, гудок. Гудок, гудок. 'Неужели опоздала, — думала Дина. — Не может быть, чтоб у обоих дежурство. (Гудок, гудок.) Такого невезения просто не бывает, это несправедливо. Кто-то должен быть дома. (Гудок, гудок). Хорошо бы Боб. Ему можно просто все рассказать. И посмотреть на его лицо, когда он узнает. (Гудок, гудок). Если там только Саша… Если там только Саша, тогда еще проще. Даже говорить ничего не придется. Просто войду, сяду и буду молчать (Гудок, гудок). Буду молчать, пока она сама не заговорит. Главное, при этом не заснуть. (Гудок…)'

— Да! — раздраженно сказал голос Боба.

— Боб, привет, это я, — сказала Дина, и, поскольку Боб молчал, добавила: — Открой, пожалуйста. Погово…

Домофон разрешающе пискнул. Дина рванула на себя холодную, покрытую утренней влагой ручку, взбежала по лестнице. Бежать старалась как можно быстрей, чтобы от бега колотилось сердце, чтобы самой не замечать, как без того колотится оно от волнения. Дверь квартиры уже была наготове. Сквозь узкую щель тянуло сонным теплом, запахом кофе, каким-то неповторимым, вкусным ароматом чужой квартиры. На мгновение Дине стало ужасно жалко Боба и Сашу (особенно Сашу) но она переступила порог, увидела Боба — босиком, в одних трениках — и вспомнила, что отныне она лишь пилот бомбардировщика.

…Стокрылый, сволочь, тварь психованная. Это ты во всем виноват. Что ты сделал с моей верой. Что ты сделал с великой, древней религией. Люди шли к тебе за помощью, а ты устроил им промывку мозгов. Ты поплатишься, пернатая дрянь.

Но сначала поплатятся мои друзья. Я — бомбардировщик, я — бомбардировщик…

Боб, словно догадывался о чем-то, без единого вопроса впустил ее в дом, провел на кухню. Налил кофе. Кофе Дина терпеть не могла, но сейчас, обжигаясь, отпила жадно несколько глотков и без предисловия сказала:

— Я знаю, где Черный.

Боб мог бы сказать: 'Он же умер'. Мог бы сказать: 'Я тоже знаю, где он, Дина. Он — на небесах, а теперь иди домой и выспись'. Мог бы сказать: 'Что? О чем ты говоришь?', или 'Чушь какая-то', или 'Ну-ка повтори'. Но он превзошел все ожидания Дины, потому что спросил:

— Где?

Глядя на маслянисто-лаковую поверхность кофе, Дина проговорила:

— Его прячет Лео Стокрылый. Он устроил Максу побег и заключил с ним договор. Макс должен убить много людей, Стокрылый за это даст ему денег. И еще кое-что даст… но это неважно. Я не знаю сроков, надо все делать как можно быстрей.

Подумав, она добавила — все-таки, это было очень важно:

— Сбежать Черному помогла Саша.

Потом она снова взяла чашку и только тогда заметила, как сильно дрожат руки.

Боб повторил:

— Где?

Дина спохватилась, ведь он спрашивал именно об этом, а она забыла сказать, но тут она заметила, что Боб смотрит не на нее, а куда-то ей за спину, туда, где был выход из кухни, и тогда Дина, обернувшись, увидела Сашу.

Саша улыбнулась ей, слабо-слабо. Подняла руку в тотемном приветствии.

— Доброе утро, сестренка, — сказала она. Дина не знала, что сказать, и Саша добавила: — Извини, мне с Борей… на пару слов.

Боб поднялся и вышел из кухни, задев по дороге Сашу плечом. Саша снова улыбнулась — она была в ночной сорочке — и сказала Дине:

— Догадывался ведь…

Она махнула рукой и вышла вслед за Бобом.

Их не было минут двадцать. За это время Дина успела задремать, положив голову на стол. Очнулась она оттого, что кто-то осторожно тряс ее за плечо. Над ней стоял Боб, рядом была Саша. Оба уже были одеты, Боб — по форме, Саша — в свой обычный полувоенный костюм-двойку.

— Собрались? — спросила Дина бестолково. Саша сказала:

— Прости.

Дина качнула головой:

— Ну, и что вы будете делать?

Боб аккуратно, по-мужски присел на краешек табуретки.

— Думаю, Сашке надо представить все так, будто она сама нашла Макса, — сказал он. Деловито сказал, рассудительно. — Тогда у нее хоть какая-то надежда есть. Если что, свидетелей найдем. Так что… — он посмотрел на часы, — она сейчас к себе, опергруппу готовить. А я ребят возьму, туда подтянемся. Мало ли что.

Саша смотрела на Дину сухими глазами. Вот оно как, подумала Дина. Значит, простил. Может, еще раньше простил.

— Ты мысли можешь читать, да? — спросила она Боба невпопад. Тот не удивился:

— Мысли не могу, настроение чувствую. Картинку снять могу, но только, если мне ее по своей воле покажут. Все волки так умеют.

Саша стояла прямая, как новогодняя елка. Дина начала злиться. Вот оно как, подумала она опять. Поговорили, обсудили, помирились и снова готовы к охоте. К совместной охоте, прошу заметить. Семья, ячейка общества. То есть, вы — благородные, а я — шлюха подзаборная… мне любимого предать — это всю жизнь мучаться… а вы уже помирились…

Бедный Тим, вдруг подумала она.

И разозлилась.

— Черный вас убьет, — сказала она. — Только суньтесь. По асфальту размажет. И кишки по деревьям развесит. Его Стокрылый натаскивал. Рассказать, как? Рассказать?

Боб посмотрел на нее.

— И тебя, — сказала Дина Саше, — за то, что чудище из него сделала. Ты и вся ваша кодла. И тебя, — это уже Бобу, — просто так, за компанию… когда эту ее опергруппу будет на куски рвать. Всех.

— Успокойся, — сказал Боб, и она замолчала.