Николай Романецкий - Утонувший в кладезе

— И куда меня сейчас?

— В «Малов приют».

«Маловым приютом» называли замок, построенный четыре сотни лет назад для Великого князя Мала, одного из немногих Рюриковичей, которых боги отметили печатью сумасшествия. Едва сев на Словенский престол, Мал озаботился собственной безопасностью, переложил государственные печали на брата-погодка и уединился в собственной крепости. Однако и там он не уберегся от всесильной Мокоши — в конце концов непроходящий страх свел-таки его в могилу. А из оставшейся не у дел крепости учинили тюрьму сурового содержания для государственных преступников — подобно Бастилии в Париже или замку Стуре в Стокгольме. Как утверждают летописцы, за три с половиной сотни лет из «Малова приюта» был всего лишь один удачный побег, да и то ненадолго — сыскники-волшебники быстро нашли беглеца… Впрочем, мысли о побеге должны заботить настоящих преступников, невинный же Светозар Сморода «Малов приют» покинет хоть и через центральные ворота, зато без барабанного боя. И с надлежащими извинениями от министерства безопасности…

— Я должен поставить в известность об аресте своего судебного заступника.

— Ему уже сообщили. Как положено по закону, вы встретитесь с ним в течение суток с момента задержания, то есть, по-видимому, завтра утром. А покудова вы имеете право не отвечать на вопросы, буде ваши ответы могут быть обращены против вас. — Вышата произнес обязательную процессуальную формулу сквозь зубы, словно она доставляла ему изрядную боль.

— Ну спасибо! — с сарказмом сказал Свет. — Ключи от сейфа в левом верхнем ящике стола. Надеюсь, вернувшись, я найду все на своих местах. — И вышел из кабинета.

Двое молчаливых волшебников последовали за ним, держа руки в карманах. С каждым из них по отдельности Свет бы справился, но сразу с двумя — наверное, вряд ли. Вестимо, можно было бы и проверить, но тогда он бы точно стал государственным преступником. Убийцей должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей… Лишение Таланта плюс уральские рудники — пожизненно. А то и лобное место…

Прислуга стояла в сенях. Возмущенно переговаривались. Забава застыла чуть в сторонке, смотрела на хозяина, широко раскрыв глаза. В синих озерах купался откровенный страх.

— Я отлучусь ненадолго, — сказал Свет. — Считайте, уехал в очередную командировку. Надеюсь, дом будет в полном порядке. Станут спрашивать — отвечайте. Мне скрывать нечего. — И легонько подмигнул Забаве.

Страх в ее глазах сменился надеждой.

— Мы будем ждать вас, хозяин, — сказал Берендей.

И все наперебой загомонили:

— Мы будем ждать!

— Мы не верим в вашу вину!

— Возвращайтесь!

В грудь хлынуло странное ощущение, и Свет отвернулся — у него вдруг зачесались глаза. И тут же с ужасом понял, что, кажись, глаза не просто чешутся. Хорош будет чародей — со слезами на физиономии! Ввек такого не было!.. Он даже и не догадывался, что слезы у него могут выступить совсем не от ветра или пыли.

Пришлось ускорить шаги.

Тюремная карета стояла возле самых дверей дома. Впрочем, карета оказалась вовсе не тюремной: у нее имелись окна, а у кучера на шее был повязан знакомый желтый платок. Все-таки руководство Колдовской Дружины не решилось афишировать арест такого волшебника, как чародей Сморода. Слухи-то, ясно дело, все равно поползут, но на то они и слухи… А потом либо чародей Сморода окажется на свободе, либо… Нет, никакого другого «либо» не будет! Невинных в Великом княжестве Словенском на рудники не отправляют!

Впрочем, в карету волшебники сели как положено — по бокам от арестованного.

Тронулись.

Света так и подмывало обернуться, посмотреть, не следует ли за ними таинственная трибуна. И он не выдержал — обернулся. Вздохнул: буде кто за ними и последовал, узнать его среди катящихся по набережной экипажей было невозможно.

Долго ему смотреть в заднее окно не дали — мягко, но настойчиво взяли за руки, развернули лицом по ходу движения.

Свет снова вздохнул. Надо было привыкать к новой роли — арестованного государственного преступника. Хотя бы на нынешний день…

Теперь он смотрел в правое окно. Картина была привычной. Фасады, фонари, тротуары… По тротуарам прогуливались молодые мамаши и няньки с разноцветными детскими колясками. Все они вдруг показались Свету ужасно далекими — как будто события последнего получаса перенесли его в совершенно иной, на тысячи верст удаленный от Новагорода мир. В тридевятое царство, в тридесятое государство. Подите туда — не ведаю куда; принесите то — не ведаю что… Вот ему и принесли не ведаю что!

Свет мотнул головой. Все происходящее было сродни сну. Или роману. Вот и волшебники по бокам сразу напряглись, вперили в сидящего между ними вострые, внимательные, озабоченные безопасностью государства очи. Как герои сочинителя, скрывающегося под шахматным псевдонимом Ферзь Белый…

Свернули на Гзеньский мост, углубились в разночинные кварталы Кремлевской стороны.

Кому же это я наступил на мозоль? — подумал Свет. И, знать, большая мозоль оказалась. И, знать, болезненная… Неужели самого Кудесника мозоль? Или это Вышатовы происки? Собрал себе медок со смородинных кустов, а теперь и сами кусты — под корень. К ногтю конкурента, к ногтю!.. Может, он сам и приставил ко мне таинственную трибуну. Вот только не слышал я, чтобы Вышата Медонос владел заклятьями, от которых умирают так, как умер вчерашний соглядатай. Подобных заклятий даже я не знаю. Разве лишь Кудесник. Он-то Контрольной Комиссией не проверяется. Жена Цезаря вне подозрений… Но тогда по теории он давно уже должен был разложиться… Ладно, брате Вышата! Все-таки мы еще поборемся, не на таковского напали, брате. Как там было у римлян?.. Ave, Caesar, morituri te salutant!.. [1]И я буду не я, буде не дам обладателю большой болезненной мозоли последнего боя. Хотя бы в стенах справедливого Великокняжеского суда…

Волшебники зашевелились. Свет глянул в окошко.

Над остановившейся каретой возвышалась знакомая всякому туристу серая стена «Малова приюта».

Кучер произнес несколько неразборчивых слов. Впереди заскрипело: по-видимому, открывались ворота. Карета вновь тронулась, въехала во двор.

Послышались новые голоса. Правый волшебник открыл дверцу, выбрался наружу.

— Выходите, чародей!

Двор представлял собой каменный мешок, камнем же и замощенный. Перед каретой стояли пятеро в черных мундирах тюремной стражи. У четверых на поясе висели кобуры, у пятого — шпага в ножнах.

— Примите задержанного! Вот постановление.

Стражник со шпагой — судя по ауре колдун — взял у одного из сопровождающих бумаги, внимательно ознакомился с волшебными печатями, равнодушно глянул на Света.