Neil Gaiman - Сыновья Ананси

Сердито тряхнув головой, она забрала дорожную сумку, сообщила сотруднику паспортного контроля, что приехала в отпуск, и направилась к стоянке такси.

– В отель, пожалуйста, – сказала она водителю. – Не слишком дорогой, но и не в клоповник.

– Я знаю как раз то, что тебе нужно, золотко, – отозвался таксист. – Запрыгивай.

Открыв глаза, Паук обнаружил, что растянулся лицом вниз на песке, точнее – его так растянули. Руки были привязаны к большому вкопанному в землю шесту. Ногами он пошевелить не мог, как не мог и вывернуть шею, чтобы посмотреть, что там у него за спиной, но готов был поспорить, что ноги у него тоже стянуты веревками. Когда он заелозил, чтобы приподняться с земли и заглянуть назад, заныли раны.

Он открыл рот, и в пыл ь, размочив ее, стекла лужица темной крови.

Услышав какой-то звук, он насколько возможно вывернул голову. Сверху вниз на него с любопытством смотрела белокожая женщина.

– С вами все в порядке? Глупый вопрос. Посмотрите только, в каком вы виде! Вы, наверное, тоже «каспер». Я правильно поняла?

Паук задумался. Почему-то он сомневался, что он «каспер», а потому мотнул головой.

– Если вы «каспер», вам совершенно нечего стыдиться. Совершенно очевидно, что сама я «каспер». Раньше я такого выражения не слышала, но по дороге сюда познакомилась с очаровательным пожилым джентльменом, который мне все объяснил. Дайте-ка посмотрю, не могу ли я вам помочь.

Присев рядом с ним на корточки, она попыталась развязать веревки.

Ее рука прошла прямо сквозь него. Паук почувствовал, как ее пальцы завитками тумана погладили его кожу.

– Боюсь, я не могу вас коснуться, – сказала она. – Впрочем, это не так плохо: значит, вы еще живы. Поэтому смотрите веселей.

Паук понадеялся, что странный призрак поскорее уберется. Ему и без этой болтовни трудно было собраться с мыслями.

– Как бы то ни было, стоило мне во всем разобраться, как я приняла твердое решение остаться на Земле, пока не отомщу моему убийце. Я объяснила это Моррису, это мой муж, он был на телеэкране в универмаге «Селфриджес», и он сказал, что, на его взгляд, я совершенно не понимаю, что значит оставить позади мирское. Но говорю вам, если кто-то думает, что я подставлю вторую щеку, его ждет ох какое разочарование. Да и вообще был уже ряд прецедентов. И уверена, представься мне случай, я еще как сыграю Банко. Что? Не понимаете? Я про ту сцену у Шекспира, где Макбет видит на пиру призрака. Вы говорить-то умеете?

Паук покачал головой, и собравшаяся в бровях кровь закапала ему в глаза. Глаза сразу защипало. Интересно, сколько времени понадобится, чтобы отрос новый язык? Прометею удавалось отращивать новую печень ежедневно, а Паук был уверен, что с печенкой мороки гораздо больше, чем с языком. Печень отвечает за химические реакции, там есть билирубин, мочевина, энзимы и все такое. Там расщепляется алкоголь, а это само по себе – серьезная работа. А язык только говорит. Ну, конечно, еще и лижет…

– Я не могу тут вечно с вами болтать, – сказала вдруг светловолосая галлюцинация. – Думаю, мне предстоит еще долгий путь.

Она пошла прочь и на ходу тускнела. Паук поглядел, как она ускользает из одной реальности в другую – в точности как выцветает на солнце фотография. Он попытался позвать ее назад, но из горла вырвался лишь невнятный шум. Безъязыкий.

Где-то вдалеке раздался птичий крик.

Ему снова вспомнилась рассказанная Рози история о том, как ворон спас человека от кугуара. История царапалась и шебуршала у него в голове – ощущение похуже, чем от ран на лице и груди. «Надо сосредоточиться». Человек лежит на земле, читает или загорает. На дереве каркает ворон. В кустах прячется большая хищная кошка…

И вдруг составляющие истории сместились, и он все понял. Ничего, по сути, не изменилось. Все дело в том, как посмотреть.

Что, думал Паук, если птица кричала не для того, чтобы предупредить человека о хищнике? Что, если она кричала, дабы сказать кугуару, что на земле лежит человек – дремлет, умирает или уже мертв. Тогда хищнику останется лишь прикончить человека. А ворон сможет полакомиться остатками…

Паук открыл рот, чтобы застонать, но оттуда потекла кровь и собралась густой лужицей на песке.

Реальность истончилась. Время в неведомом месте шло.

Безъязыкий, разъяренный, Паук поднял голову и извернулся посмотреть на призрачных птиц, с криками носящихся в вышине.

Интересно, куда его занесло? Это не вселенная Птицы с небом цвета меди или скисшего молока и не ее пещера, но это и не мир, который он раньше считал реальным. Однако это место гораздо ближе к реальному миру, настолько близко, что он почти чувствует его вкус или почувствовал бы, если бы ему не мешала железистая резь крови, настолько близко, что, не будь он привязан к шесту, мог бы его коснуться.

Не будь он твердо уверен в своей вменяемости, уверен до такой степени, которая обычно встречается только у тех, кто беспрекословно считает себя Юлием Цезарем, посланным спасти мир от адских полчищ, то решил, что сходит с ума.

Сперва он видел светловолосую женщину, утверждавшую, что она «каспер», теперь слышит голоса. По крайней мере один. Голос Рози.

– Не знаю, – говорил этот голос. – Я думала, это будет отпуск, я думала, что отдохну и развеюсь, но понимаешь, эти дети, у которых нет ничего… При виде их просто сердце разрывается. Им нужно так много…

А потом, пока Паук пытался определить, что же это все значит, она сказала:

– Интересно, сколько еще она собирается мокнуть в ванной? Хорошо еще, что тут много горячей воды.

Паук спросил себя, имеют ли слова Рози какое-то значение и не они ли ключ, который поможет выбраться ему из беды? Но тут же отмел эту мысль. Однако стал вслушиваться… Может, ветер принесет из того мира и другие слова. Если не считать волн, бившихся о камни где-то далеко внизу позади него, царила полная тишина. Но особая тишина. Как заметил однажды Толстый Чарли, есть множество разновидностей тишины. У могил одна тишина, у космоса – другая, у горных вершин – третья. Есть тишина охоты. Это тишина выслеживания. В такой тишине нечто мягко ступает на когтистых лапах, а под пушистой шкурой перекатываются стальные мускулы. Нечто цвета теней в высокой траве. Нечто, готовое позаботиться, чтобы ты не услышал ничего, что оно не пожелало бы выдать. Как раз такая тишина колыхалась сейчас вокруг, надвигалась медленно и неизбежно и с каждым шагом становилась все ближе.

Когда Паук услышал эту тишину, волосы у него на загривке стали дыбом. Сплюнув кровь в пыль возле лица, он стал ждать.

А в доме на скалах Грэхем Хорикс мерил шагами комнаты. Он ходил из спальни в кабинет, оттуда вниз по лестнице на кухню, потом снова наверх в библиотеку, а оттуда – назад в спальню. Он злился на себя самого: как же он попал впросак, если счел встречу с Рози случайной? Эта мысль пришла ему в голову, когда загудел домофон, и, глянув на экран системы охраны, он увидел глупую физиономию Толстого Чарли. Ошибки быть не могло: это заговор.