Александр Прозоров - Последняя битва

А тут еще этот вклад, сильно напоминающий вклад на помин души!

— Царевич Иван Иоаннович сильно болен, — только и смог выдавить Зверев. — Может случиться всякое.

— Если опекуны будут назначены Иоанном при жизни, то он, несомненно, изберет людей самых преданных и чтущих его волю, — сделал свой вывод вслух барон Тюрго. — Эта печальная мысль тем не менее благоприятна для отношений меж державами. Избранные царем соправители царской воли не нарушат.

— Не нарушат, — подтвердил князь Сакульский.

— Что же, сии вести будут полезны шведской короне и важны для наших отношений, — приподнял свой кубок гость. — Так я надеюсь, княже, ты обмолвишься при встрече с Иоанном о готовности шведской стороны заключить мир на прежних, ореховских уговоренностях? Сие решение станет залогом дружеских отношений на многие грядущие века.

Барон Тюрго уже наутро умчался к своему правителю с добрыми вестями, князь же остался с беженцами. Здесь, в глухих лесах, среди тысяч изгнанников, близость победы пока еще совершенно не ощущалась. А через неделю далекий дымный столб над горизонтом указал на то, что поляки все же добрались до Старой Руссы и в бессильной злобе уничтожают то, чего не в силах увезти с собой. Унести же с собой, уже в который раз, им оказалось совершенно нечего.

Означал этот дымный след еще и то, что возвращаться беженцам некуда: их родные дома уничтожены, прежней крыши над головой нет. Поэтому обратно, на пепелище, из лагеря, в котором есть хотя бы еда и не страшны морозы, беженцы отнюдь не спешили. И, как оказалось — очень правильно сделали. Поляки, уйдя из города, пересидели две недели в лесах и неожиданно появились на развалинах Старой Руссы снова — вестимо, надеясь, что горожане уже вернулись. Но застали лишь небольшой стрелецкий отряд, который после краткой стычки бежал. В плен попал князь Василий Туренин. Это была вся добыча, которую захватчикам удалось добыть в древнейшей русской столице.

Князь Сакульский удерживал беженцев от возвращения до марта, сам же проводил вечера и ночи в советах с мудрым Лютобором — в посмертном бытии своем наконец-то утвердившимся в образе тридцатилетнего мужа — и в созерцании зеркала Велеса. Месяц тщательных наблюдений и подсказки волхва помогли Звереву разгадать тайну бессмертия османского наместника и его преданности османам. Султан Мурад поступил очень и очень мудро, посадив в польские короли существо, жизнь которого целиком и полностью находилась только в его руках. Это существо не боялось ни пуль, ни яда, ни меча, а потому могло подавать хороший пример воинству, бросаясь впереди обреченных в самые безумные атаки, не боялось ни заговоров, ни мести.

И одновременно — существо это не могло взбунтоваться против хозяина, ибо нить его существования была очень и очень тонка. Османский султан мог легко и просто оборвать ее в любой миг, стоило ему хоть немного усомниться в преданности раба.

— Значит, суфийский маг знает имя жертвы, из которой взята свежая кровь, — сделал вывод ученик чародея из последней беседы с Лютобором. — За месяц кровь сгнивает и становится ядовитой. Чтобы провести обряд вытягивания из тела упыря старой крови, нужно знать имя девственницы, из которой была взята жизнь. Это имя известно только магу. Он забирает из Батория гнилую кровь и наполняет его свежей, из другой девственницы. Но оставляет ее имя в тайне. Ее имя знает он и только он. Хороший поводок для бессмертного и всемогущего раба. Ну что же… Я не знаю имя жертвы. Но зато я знаю, как выглядит сам суфий.

В начале марта, раздав русским семьям остатки продовольствия, князь велел им возвращаться в родной край и отстраивать Старую Руссу сызнова. Сам же помчался в Москву.

В столичном дворце Сакульских оказалось весьма шумно: почти два десятка семей из поместья Лисьиных сообразили, где лучше всего укрыться от польского набега, и отправились не в княжеское имение, а сюда. Андрей не спорил, и даже не заругал Изольда за потраченную казну. Что уж тут поделаешь — война. Каждый пытается спастись по собственному разумению, и долг сильного — помочь слабому и защитить.

Барон Тюрго оказался прав: письма Арины дожидались его здесь. Причем — сразу три. За них Зверев и схватился в первую очередь.

— Ты чего, княже? — забеспокоился Пахом, убиравший его вещи. — Ты прямо с лица почернел!

— Я проклят! — Андрей скомкал письма и в сердцах швырнул их в топку печи. — Я проклят… Проклятье княжества Сакульского продолжает жить и истреблять всех, кто ступит на мою землю. Почему мы так и не убили того чертова колдуна, Пахом? Почему я не поймал его и не уничтожил? Пока он жив, живо и проклятие. А он, сволочь этакая, бессмертен!

— Первый раз в жизни слышу, княже, чтобы ты помянул нечистого, — отложив перевязь и шубу, подошел ближе дядька. — Что случилось-то, сказывай?

— Ермолай и Пребрана с мужем своим благополучно за океан отбыли, и вестей от них я, верно, в этой жизни больше никогда уже не получу, — откинулся в кресле Андрей. — Жених же Арины был заколот, и она с Полинушкой моей решила возвернуться. В пути у Полины случился приступ желудочных колик, и она, промучившись три дня, преставилась. Не знаю, что это было такое. Может, обычный аппендицит… Отец мой и матушка уезжать в княжество отказались, остались Великие Луки оборонять. О том смерды беглые поведали, что с письмом ко мне, с семьями и пожитками в княжество явились. Вестей от них более не было. Сгинули безвестно. И выходит так, Пахом, что опять случилось все по проклятию древнему: сидит наследница удела княжеского одна, сиротой неприкаянной. Чертов колдун… Почему я его не убил?!

— Какая же она сирота, княже? Ведь ты, отец ее, силен и крепок.

— Надолго ли? Все остальные родичи княжны уже пропали. А война еще не кончена. И прятаться от нее мне не с руки. Недолго, наверное, осталось.

— Помилуй бог, Андрей Васильевич, что такое ты сказываешь?!

— А чего в этом такого, Пахом? Мы что, собирались жить вечно? Оставь меня. Хочу побыть один.

Последний удар

Первым, кого Андрей увидел, войдя в верхнюю думную палату, был князь Дмитрий Хворостинин — тот самый, что нанес и первый, и завершающий удар в битве при Молодях.

— Андрей Васильевич? — узнал Зверева опричный воевода, и князья крепко обнялись.

— Здрав будь, княже! — обрадовался встрече и Андрей. — Какими судьбами в наших краях?

— Решил я доверить князю Хворостинину полки смоленские, — ответил вместо воеводы Иоанн. — Дмитрий Иванович в своей жизни ни единого поражения не потерпел. Посему решил я его с южного порубежья отозвать и на западное поставить. Окромя набегов ногайских разбойничьих, за год последний там не случалось ничего. С татями же, мыслю, и новики управятся. Невелика честь.