Марк Лоуренс - Принц шутов

Снорри опустил могучие плечи и холодно поклонился.

— Да хранят тебя боги, Скилфа.

Я дал ему отойти и отвесил куда более низкий поклон. Положение положением, но мне кажется, что даже со стороны принца рожденная в аду ведьма заслуживает сколько угодно поклонов, коль скоро это поможет избежать возможности быть превращенным в жабу.

— Благодарю, мадам! Я покидаю вас и молюсь, чтобы ваша армия хранила вас.

Я инстинктивно бросил взгляд на особенно фигуристую пластиковую женщину и развернулся.

— Осторожно шагайте по льду, — сказала Скилфа у нас за спиной, будто ее было кому слушать. — Два героя, один невольно влекомый за член, другой — тот, кого сердце зовет на север. Ни один из них не думает головой, принимая важные решения. Давайте не будем судить их строго, мои солдаты, ибо ничто не является воистину глубоким, ничто не последовательно. На мелководье от простого желания рождаются эмоции, что движут нами, как испокон века двигали людьми, двигали Зодчими. Двигали самими богами — в сторону истинного Рагнарека, конца всех вещей. Мир.

Она не могла удержаться от комментария. Думаю, даже мудрейшим трудно не выставлять свою мудрость напоказ.

Ее слова следовали за нами. Я свернул в тоннель, чтобы вновь зажечь факел.

— Рагнарек. Неужели на Севере только об этом и думают? Это то, что тебе нужно, Снорри? Великая битва, потом — мертвый разрушенный мир?

Если так оно и было, я не мог его винить. Особенно после того, что с ним случилось в этом году, но мне было бы не слишком приятно узнать, что он всегда желал такого конца, даже в ночь перед тем, как черные корабли пришли в Восемь Причалов.

Свет моего факела застал его пожимающим плечами.

— А ты желаешь того рая, который ваши священники рисуют на сводах соборов?

— Хороший вопрос.

Мы ушли, не вдаваясь в богословские дискуссии. Когда мой факел зашипел и забрызгал смолой, я поджег от него последний оставшийся, устав от лупящих меня по лицу жгутов слизи, попадающихся не вовремя пластиковых ног, холодных луж и камней, об которые я постоянно ушибал большие пальцы. И потом, меня беспокоила перспектива встречи с призраками. Как бы я ни бравировал в ведьмином зале, долгая ночь в тоннелях истрепала мне нервы. Стражи выглядели все более зловещими — в танцующих тенях казалось, что их конечности шевелятся. Краем глаза я уловил какое-то движение, но когда обернулся, все было на местах.

Я никогда не любил блуждать впотьмах. Впрочем, было похоже на то, что факела до конца пути не хватит. Я высоко поднял его и молился о том, чтобы, прежде чем он погаснет, мы увидели впереди кружок света.

— Давай! Идем! — Я отрывисто бормотал на ходу. Пластиковые солдаты остались далеко позади, но я же знал, что они следуют за нами, чуть отставая от области, освещенной факелом. — Идем!

Факел каким-то чудом держался.

— Слава богу! — Я показал вверх, на долгожданный луч дневного света. — Я уж думал, не хватит.

— Ял! — Снорри постучал меня по плечу. Я обернулся, мой взгляд проследил за его взглядом, и я увидел поднятую над головой руку.

— А, чтоб!..

Факел превратился в головешку, которая уже даже не дымилась. Однако пальцы, что его сжимали, яростно светились внутренним светом — по крайней мере, до того момента, пока Снорри не обратил мое внимание на них. И тут они погасли, мы погрузились в темноту, и я сделал то, что сделал бы на моем месте всякий разумный человек, — со всех ног бросился к выходу.

Нас ждала буря.

23

Порт Ден-Хаген стоит там, где река Ут вливается в Карловы воды, полосу соленой воды, которую норсийцы зовут Всепожирающим морем. Вполне приличные дома сбились в кучу на поднимающихся к востоку склонах — ну, то есть приличные по меркам Севера, где здания приземисты и где их строят из гранита, чтобы они выдерживали налетающие с ледяных пустынь ветра. Деревянные хижины, круглые дома, постоялые дворы, питейные заведения и рыбные рынки доходят до огромных складских помещений, окаймляющих доки и похожих на жадные рты. Большие суда встают на якорь в тихих водах залива; прочие, поменьше, толпятся у причалов, вздымая леса мачт. Над головой кружат чайки, скорбно крича, и крики людей вторят им — выкликают цены, зовут кого-то на погрузку, угрожают, шутят, проклинают или славят многочисленных богов Асгарда или зовут поклонников Христа в маленькую церковь с просоленными стенами, стоящую у самой воды.

— Ну и дыра!

Запах несвежей рыбы достиг моего носа даже здесь, на вершине холма, где прибрежная дорога сворачивала на запад.

Снорри, шагавший впереди меня, заворчал, но толком ничего не сказал. Я нагнулся и потрепал Слейпнир по шее.

— Скоро нам придет пора расстаться, моя одноглазая старушка.

Мне будет не хватать лошади. Ходить пешком я никогда не любил. Если бы Бог создал человека для ходьбы, то не даровал бы ему лошадей. Чудесные животные. Они ассоциируются у меня со словом «побег».

Мы спустились по извилистой тропе в Ден-Хаген, мимо хижин, выглядевших так, будто первые же зимние ветра могут смести их со склона. На высоком утесе над морем семь тролль-камней глядели на волны. Я-то думал, что это просто камни, но Снорри утверждал, что видит в каждом тролля. Он распахнул непродуваемую куртку и задрал несколько слоев рубашек, показывая жуткий шрам, пересекающий твердые мышцы живота.

— Тролль. — Он ткнул пальцем в другие шрамы, от бедра до плеча. — Мне еще повезло.

В мире, где бродили мертвецы, нерожденные подымались из свежих могил, а люди-сосны населяли леса, я едва ли мог с ним поспорить.

На последнем отрезке дороги мы миновали несколько молот-камней, поставленных на обочине в честь бога грома. Снорри поискал вокруг каждого рунные камни, но нашел лишь немного черной гальки, обкатанной в реке и достаточно широкой, чтобы закрыть его ладонь, — на каждом камне было по одной руне. Возможно, остальное растащили местные ребятишки.

— Туриаз.

Он выпустил камешек.

— Гммм?

— Тернии. — Он пожал плечами. — Бессмыслица какая-то.

Город не мог похвалиться стеной, и за въездом присматривала лишь горстка унылого вида торговцев — не то чтобы это был именно въезд, просто более плотное скопление домов. После недель суровой жизни в дороге даже место вроде Ден-Хагена казалось привлекательным. Вся моя одежда еще была мокрой от проливного дождя, двое суток хлеставшего на пустоши, окружавшей пещеру Скилфы. Того, что можно было выжать из моих тряпок, хватило бы, чтобы утолить жажду, но, дабы решиться на такое, думаю, надо было вконец отчаяться и иссохнуть.