Егор Чекрыгин - Возвращение в Тооредаан (новый вариант) (СИ)

…В общем — две недели, мы только и делали, что к этому ристалищу готовились. — Ох и полетал же я, да об земельку пошмякался, а уж как суставы от этих его «болевых» болели! Зато и научился многому — теперь будто кожаный мячик, как меня не пни, обо что не кидай, только отскочу, да вновь на ноги взденусь. Да и приемов, штук пять уже выучил, чтобы значит — Иигря покидать. Тоже ведь — целая наука! Иной раз даже обидно становится — всю жизнь силищей своей гордился. А Иигрь мне — «Сила — дело десятое. Главное правильно сделать. Коли силой брать будешь — правильно никогда не научишься». Много такого рассказал, о чем я и слыхом не слыхивал. — «Рычаг» там, «центр тяжести», «равновесие»… Вот даже чудно — вроде и чуял, что есть такая штука, как тот же «рычаг», а слова подобрать не мог, а потому и пользоваться толком не умел. И получается — жил будто тварь бессловесная какая.

Соревнования, те которые наши — борцов, только на третий день ристалища начались. Сперва фехтовальщики два круга прошли, слабаков отсеивая. Потом — те, которые с дубинками мастера, да протазанщики, тоже, самых сильных оставили. А борцов, вроде бы совсем немного было, так что их сразу в третий круг поставили, на самый последний день. Я‑то все эти дни спокойный был, потому как, считаю, что супротив Иигря никто не сдюжит, да тока он все равно переживал. — «Соревнования», — говорит, — «это как в засаде сидеть. — Часы ожидания, да пара минут драки». — Сразу видно — опытный человек!

Да и командир наш, тоже какой‑то нервный все эти дни был, все выспрашивал меня, как там у «Стрелка» настроение, да чего вокруг него происходит. Все беспокоился, что очень важные люди придут на нашего «Стрелка» смотреть, и коли он им не глянется, — большая беда случиться может. А потом говорит, дескать, я на эти дни, тебя вообще от всех дел освобождаю. Будешь оу Рж'коову во всем помогать. — Чего там поднести–принести или в лавку сбегать, а пуще того — гляди, чтобы ему сопернички чего не подстроили. Потому как от цирковых этих, благородства ждать нечего. А победителю место шибко хлебное светит. Убить не убьют, ясное дело, да тока ведь пакостей всяких можно много сделать. И в воду чего подмешать, и иголкой грязной поцарапать, так что рука вся вмиг вспухнет, что и не шевельнешь. Да и… — много всего. Гляди Рааст в оба, я на тебя надеюсь.

…Ну вот и настал день тот заветный. Я приоделся, новый мундир надел, сапоги–ремни вычистил, каждую пуговицу да бляху отполировал так, чтоб глаз слепила. Наточил тесак, в карман кастет сунул, один нож за голенище, один в шапку. Хееку, тоже в новое приоделся и со мной пошел. И вот, при всем таком параде, заходим мы в гостиницу к Иигрю. Шмотки его взяли, чтобы ему самому не утруждаться, Иигрь зачем‑то велел посидеть пару минут перед выходом, чего‑то под нос себе пробормотал, ну и пошли мы. Он в середке, а мы — навроде почетного конвоя, важные аж жуть, мооскаачи, и то нам дорогу уступали.

Народищу на стадионе — не пробиться! Даже больше, чем в прошлые дни было, потому как, они прежнюю‑то арену, вроде как сузили, да места для почетных гостей поставили, чтобы тем во всех подробностях видно было. Сперва — опять мастера дубинки соревноваться вышли, тут уж всего две пары оставалось, но и их, не разом на арену выпустили, а по паре зараз, чтобы, значит, все доподлинно разглядеть можно было, на других не отвлекаясь. Публика — орала, свистела, ругалась да буйствовала. Я, признаться, и сам еле на месте усидел, уж больно занимательная эта штука — глядеть как искусные мастера, друг дружку дубинами охаживают. А Хееку, хитрая морда, как пришел на стадион, — слинял неизвестно куда. А потом пришел — довольный, что твой хорь, курятник посетивший. Я его было укорять взялся, что пост свой бросил. А он так мне подмигивает, да и говорит, ты дескать, еще благодарить меня будешь, а еще кошель свой одалживать не хотел, дубина. Хотел было я ему ответить… — по–нашенски, — да тут до борцов дело дошло, и не до хитрована этого стало.

По первому кругу — борцов на арену по три пары на заход выпускали. Два захода, стало быть — всего шесть пар. Народ, чую, тоже с интересом смотрел, но не так азартно как давечи. Специальный глашатай даже, чтобы интерес подогреть, в подробностях объяснять взялся, что это, дескать, не обычная борьба или кулачный бой будет как в цирках разных. А все по–серьезному, почти без правил, как в настоящей драке биться будут, и никаких подстав. Без подстав видать — не так интересно вышло. Три схватки очень короткие оказались — кулачник сходу борца вырубил, другой борец — кулачника заломал, а в третьей, Иигрь, своему противнику сначала по бедру ногой вдарил, чтобы обездвижить значить, а потом за руку ухватив, да через плечо кинул, и сразу на болевой взял. Хе–хе… — кроме меня, думаю, никто толком и не понял что это и было такое. Уж больно у него это ловко вышло — будто одно движение делал. Еще три схватки — затянулись надолго, потому как бойцы подходы друг к дружке найти не могли. Тут уж, у кого выносливости на дольше хватит, тот и победил.

Потом опять — всякие там протазанщики–шпажисты круг прошли. Я тем временем Иигря в наш, степной плащ из верблюжьей шерсти замотал, чтобы не остывал, и водички попить дал из фляги с собственного ремня, с которой все время глаз не спускал.

По второму кругу, борцов уже по одной паре на арену выпускать начали, и глашатай, каждого по имени называл, да обсказывал кто он такой, да откуда приехал… Да только — много ли веры тому глашатаю, коли он Иигря в даарскую стражу записал? Видать мундиры наши увидамши, и вообразил себе невесть что. Противник Иигрю попался… — аж даже у меня мурашки по спине побежали. Ростом, меня наверное, на голову выше, да раза в три шире, — цельный буйвол, на задние ноги вставший, а не человек вовсе. Иигрь рядом с ним — будто собачонка малая перед тигром — на один зуб, и тявкнуть не успеет! …Ан, не проста та собачка‑то оказалась… Он мне вроде как объяснял как это делается. И про рычаг этот, и про центр тяжести с равновесием, и даже про «inerciju». А я, все равно думаю, что без какой‑то магии тут не обошлось. Тот великанище, к нему лапищу протянул, а Иигрь, его будто ребенка за пальчик ухватил, повернул чуток, надавил, да тот мордой на землю и лег. Да тока, умелец наш, противника добивать не стал. А отпустил, да чуть в сторону отошел. Тот на ноги вскочил, …точно — что твой буйвол, — глаза горят, копытом землю роет, как ринулся на врага башку опустивши... А Иигрь, опять, руку перехватил, сам как‑то крутанулся, извернулся, да и швырнул великана того об землю так, что подо мной аж лавка затряслась… Ох же как это народу‑то понравилось! Как все орать, да по лавкам палками колотить начали. А великан тот, опять встает. Уже не больно резвый, однако — все едино страшный. Опять на Иигря пошел, давай кулаками на него махать, что твоя мельница крыльями. А он в ответку, вот ведь умелец, между его рук будто танцует, да еще с улыбочкой да подмигиванием. А потом, как‑то так ногой евоную ногу подцепил, и опять великан валяется, а наш боец над ним с ухмылочкой стоит, да публике ручкой машет… Ох, народец на стадионе будто взбесился. Кто б из пушки выстрелил — так не услышали бы! А верзила тот опять встает, неуемный. Опять в драку лезет, и опять мордой на земле, с вывернутой рукой. Опять отпустил. Новая схватка, и опять верзила повержен. И так раз пять подряд. Да все с такой легкостью, будто играючись. Наконец, великанище тот, совсем из сил выбился, и знак дает — дескать — сдаюсь. На том выступления борцов, по предпоследнему кругу и кончились. А нам, срочно на особую лавку бежать пришлось, потому как народ остервенел, и все к нам лез, кто поближе поглядеть хотел, кто потрогать, а кто и поговорить. Пришлось идти на особые места, куда кого попало уже не пустят.