Наталья Бульба - Открыта вакансия телохранителя

– Я еще раз прошу уточнить: мы говорим об аресте или об ответах на некоторые вопросы? – Мой голос не просто спокоен, он холоден и лишен даже проблеска жизни.

– Пока все еще об ответах. – И в его глазах мелькает страх. Хотя из нас двоих – это я не в самом выгодном положении.

– Тогда я считаю ваше требование снять набиру излишним. Или мне расценивать это как намеренное оскорбление? – И я демонстративно касаюсь застежки, продолжая немигающим взглядом требовать от него ответа.

Похоже, моя выдержка снова выручает меня, и кондер вынужден согласиться. Но по тому, как вспыхивает и мгновенно гаснет ярость в его зрачках, я могу сказать: каким бы ни был исход этой истории, у меня появился новый враг, который сделает все, чтобы отомстить мне за эти минуты.

И я прохожу внутрь, слыша, как за моей спиной закрывается толстая дверь, усиленная впитывающими магию нашлепками. Одно лишь радует: в интерьере, который очень далек от моих представлений об удобстве и уюте, отсутствуют те самые предметы, которыми меня пытались запугать по дороге.

Я забираюсь с ногами на небольшое возвышение, которое должно представлять собой кровать, прислоняюсь к стене, что приятно холодит спину, и закрываю глаза в ожидании, когда спадет напряжение и мысль потечет плавно, не бурля, как струи воды на перекатах.

Вдох… Выдох… Чувствуя, как расслабляется тело, как теряется в Пустоте появившаяся у меня под сердцем тревога, как опадает увядшей листвой замешательство, как талым снегом исчезает сомнение, как все вокруг становится прозрачным и понятным.

И лишь одному я не позволяю исчезнуть в небытие: ее мягким губам и обжигающему взгляду.

И ради того, чтобы еще много раз увидеть и почувствовать, я всего-то и должен – выкрутиться. А для этого мне нужно… понять. Где? Что? И как?

Итак, что мы имеем? Я – в самой защищенной части подземелья. И судя по количеству блокираторов, которые украшают собой стены и потолок, мои магические способности оцениваются весьма высоко, а попытка отказаться от их гостеприимства как вполне вероятная. И мне трудно не согласиться с такой оценкой, скорее даже наоборот, у меня сильные подозрения, что им, в отличие от экселленца, который меня знает довольно давно и достаточно хорошо, известны не все мои возможности.

Оружия меня лишили, но довольствовались моим словом. Количество воинов, сопровождавших меня во время этой прогулки, внушало уважение, но ни одной провокации, кроме той, что устроил кондер, не последовало. Но и это, скорее всего, была его личная инициатива: похоже, я ошибся, и он еще недостаточно закален в противостоянии между варлахами и армейцами, потому так остро и отреагировал на степень моего «уважения» к своей персоне и, пользуясь возможностью, попытался отыграться за унижение.

И если исходить из этого – я вроде как где-то серьезно прокололся. Но до конца они в этом не уверены и пока предпочитают обращаться со мной довольно вежливо, не исключая возможности, что придется не только меня отпустить, но и долго извиняться за отнятое у меня, коммандера мобильной группы, драгоценное время. И остается лишь понять, где именно случилось то, что заставило их обратить на меня свое пристальное внимание, и когда и с чьей помощью они удостоверятся в том, что мое место именно там, где я сейчас и нахожусь.

Но, к сожалению, ни одной идеи на этот счет у меня нет. Потому что все то, чем я занимался последнее время… относилось к заправке мощных накопителей. Но здесь у меня просто по определению не могло быть проколов. И к моим личным делам. Но даже если бы всплыли мои контакты с Наташей, мне достаточно было лишь признать ее Единственной (тем более что нити связей между нами окрепли уже настолько, что любой маг мог подтвердить их наличие), как вместо обвинений мне начали бы завидовать: как ни пытались вытравить из жизни дарианцев легенду о женщине, предназначенной мужчине и способной раскрыть его некие сверхвозможности, – она продолжала жить. Оставаясь одним из немногих наследий той давно забытой жизни, что была на Дариане до появления расы даймонов.

Так что с этой стороны мне ничего смертельного не грозит: на какие только безумства ни пойдешь, когда перед тобой открываются такие возможности. При таком повороте событий с мобильной группой, скорее всего, придется расстаться… Но уж с этим-то я как-нибудь смирюсь.

И остается только…

Это слово всплывает само, словно только и ждало момента, когда сможет выскользнуть из той части сознания, где властвуют предчувствия, туда, где смутные подозрения обретают форму и наполняются смыслом.

Эльфы…

Мысль, что приходит в мою голову, заставляет меня затаить дыхание, настолько неожиданной и правдоподобной она является. Тем более что наша незабываемая встреча с внутренним кругом произошла сразу после того, как я передал своей невесте одну из копий приказа на убийство правителя Элильяра.

Думай, Закираль, думай. Где ты мог оставить им зацепку, за которую они потянули. И чего от них можно ждать?

И память, словно верный помощник, подкидывает те мелочи, на которые я не сразу обратил внимание, но которые теперь, при взгляде из казематов, таковыми перестают быть.

Чего стоит то ощущение, от которого я предпочел отмахнуться, что все произошло слишком просто, когда я не взламывал – распутывал защиту коммандера Сарката, как раз и готовящего захват власти у темных эльфов. А то чувство, что за мной потянулась ниточка слежения, когда я покидал его базу, поленившись воспользоваться собственным заклинанием перехода, которое отрубает все, что не относится ко мне самому, и использовал стандартную матрицу.

И единственное, на что я могу рассчитывать, что, если они сунутся в мою лабораторию, где и находятся свидетельства моего несанкционированного появления на чужой базе, одно весьма хитренькое заклинание уничтожит их до того, как подозрения превратятся в уверенность.

Хотя в моем случае это может послужить лишь еще одним доказательством того, что моя щепетильность в отношении секретов Дарианы исчезла: аварийные коды доступа внутренних служб еще никто не отменял. И если я прав, а похоже, что это именно так, то моя следующая встреча с кондером, а возможно и черной жрицей, состоится довольно скоро и будет не столь приятна.

Что ж… И горькая улыбка, которую я не считаю нужным теперь скрывать, касается моих губ. Я столько лет не давал себе возможности расслабиться хотя бы на мгновение, я столько раз пересматривал свой план и проверял его, избегая случайностей, по которым могли сойтись мои ожидания и чужая воля. Я так долго шел, перекраивал, заставлял обстоятельства складываться так, как это было необходимо мне. Я сталкивал умы, знакомил тех, кто должен был сыграть свою роль в моей пьесе. Я создавал ситуации и подбрасывал ключи к разгадкам, и, похоже, сам не заметил, как поддался искушению и забыл об осторожности, которую сам же и возвел в ранг абсолютной, непререкаемой истины. И ошибся там, где не мог, не должен был, не имел права ошибиться.