Анджей Сапковский - Меч Предназначения

— Никому не уйти от Предназначения.

Все повернули головы при звуке этого голоса. Тихого, но звучного, твердого, решительного. Голоса, требующего послушания, не признающего возражений. Браэнн поклонилась. Геральт опустился на одно колено.

— Госпожа Эитнэ…

Повелительница Брокилона была одета в просторное, легкое, светло-зеленое платье. Как большинство дриад, она была невысока и худощава, но гордо посаженная голова, лицо с серьезными, резкими чертами и решительный рот, казалось, делали ее выше и значительнее. Ее волосы и глаза были цвета расплавленного серебра.

Она вошла в шалаш в сопровождении двух молодых дриад, вооруженных луками. Молча кивнула Браэнн, и та тут же схватила Цири за руку и потянула к выходу, низко наклонив голову. Цири шагала напряженно и неловко, бледная, онемевшая. Когда она проходила мимо Эитнэ, сереброволосая дриада быстрым движением взяла ее за подбородок, приподняла, долго глядела девочке в глаза. Геральт видел, что Цири дрожит.

— Иди, — наконец сказала Эитнэ. — Иди, дитя. Не бойся. Ты уже не можешь изменить своего Предназначения. Ты — в Брокилоне.

Цири послушно поплелась за Браэнн. На выходе повернулась. Ведьмак увидел, что у нее дрожат губы, а в зеленых глазах блестят слезы. Но не сказал ни слова. Продолжал стоять на колене, склонив голову.

— Встань, Гвинблейдд. Приветствую тебя.

— Приветствую тебя, Эитнэ, Повелительница Брокилона.

— Я снова имею удовольствие принимать тебя в моем Лесу. Хоть и являешься ты сюда без моего согласия и ведома. Входить в Брокилон без моего согласия рискованно, Белый Волк. Даже для тебя.

— Я прибыл в качестве посла.

— Ах… — слабо улыбнулась дриада. — Так вот откуда твоя смелость, которую я не хотела бы называть другим, не столь приятным словом. Геральт, неприкосновенность послов — обычай, принятый у людей. Я его не признаю. Я не признаю ничего человеческого. Все человеческое мне чуждо. Здесь — Брокилон.

— Эитнэ…

— Молчи, — прервала она, не повышая голоса. — Я приказала тебя отпустить. Ты выйдешь из Брокилона живым. Не потому, что ты посол. По другим причинам.

— Тебя не интересует, чей я посол? Откуда пришел, от чьего имени?

— Откровенно говоря, нет. Здесь Брокилон. Ты пришел извне, из мира, до которого мне нет дела. Чего ради мне терять время на выслушивание послов? Что мне любые предложения, любые ультиматумы, придуманные теми, кто мыслит и чувствует иначе, чем я? Какое мне дело, что думает король Вензлав?

Геральт удивленно покачал головой.

— Откуда ты знаешь, что я пришел от Вензлава?

— Это же ясно, — усмехнулась дриада. — Эккехард слишком глуп. Эрвилл и Вираксас чересчур сильно меня ненавидят. Владения других с Брокилоном не соприкасаются.

— Ты многое знаешь о том, что происходит вне Брокилона, Эитнэ.

— Я знаю очень много, Белый Волк. Это привилегия моего возраста. Теперь же, если позволишь, я хотела бы завершить одно дело. Тот мужчина с внешностью медведя, — дриада перестала улыбаться и взглянула на Фрейксенета, — твой друг?

— Мы знакомы. Когда-то я его расколдовал.

— Проблема в том, — холодно сказала Эитнэ, — что я не знаю, как с ним быть. Не могу же я сейчас приказать его добить. Я позволила бы ему выздороветь, но он создает опасность. На фанатика он не похож. Значит, охотник за скальпами. Я знаю, Эрвилл платит за каждый скальп дриады. Не помню сколько. Впрочем, цена возрастает пропорционально падению ценности денег.

— Ошибаешься. Он — не ловец скальпов.

— Зачем же полез в Брокилон?

— Искать девочку, которую поручили его присмотру. Он рисковал жизнью, чтобы отыскать ее.

— Очень глупо, — холодно бросила Эитнэ. — Это даже трудно назвать риском. Он шел на верную смерть и жив только благодаря лошадиному здоровью и выносливости. Что же до ребенка, то она уцелела случайно. Мои девочки не стреляли, так как думали, что это пак или лепрекаун.

Она снова взглянула на Фрейксенета, и Геральту показалось, что ее губы как бы помягчели.

— Ну хорошо. Отметим как-нибудь этот день.

Она подошла к подстилке из лапника. Сопровождавшие ее дриады приблизились тоже. Фрейксенет побледнел и съежился, хоть и не стал от этого меньше.

Эитнэ долго смотрела на него, слегка щуря глаза.

— У тебя дети есть? — спросила наконец. — Я с тобой говорю, дубина.

— А?

— Кажется, я выражаюсь ясно.

— Я не… — Фрейксенет отхаркался, закашлял. — Я не женат.

— Меня не интересует твоя семейная жизнь. Я хочу знать, в состоянии ли ты что-либо выскрести из своих ожиревших чресел. О Великое Древо! Ты хоть одну женщину сделал беременной?

— Э-э-э… Да… Да, госпожа, но…

Эитнэ небрежно махнула рукой и повернулась к Геральту.

— Он останется в Брокилоне. До полного выздоровления и еще некоторое время. Потом… Пусть идет куда хочет.

— Благодарю тебя, Эитнэ, — поклонился ведьмак. — А… девочка? Как с ней?

— Почему ты спрашиваешь? — Дриада взглянула на него своими холодными серебряными глазами. — Ты же знаешь.

— Она не обычная деревенская девочка. Она — княжна.

— Это не производит на меня впечатления. Никакой разницы.

— Послушай…

— Ни слова больше, Гвинблейдд.

Он замолчал, прикусив губу.

— Что с моей миссией?

— Я выслушаю тебя, — вздохнула дриада. — Нет, не из любопытства. Просто ради того, чтобы ты мог явиться к Вензлаву и получить плату, которую он тебе, вероятно, обещал за то, что ты доберешься до меня. Но не сейчас, сейчас я буду занята. Придешь вечером к моему Дереву.

Когда она вышла, Фрейксенет приподнялся на локте, застонал, кашлянул, плюнул на ладонь.

— О чем это она, Геральт? Почему я должен здесь оставаться? И что она имела в виду, когда говорила о детях? Во что ты меня впутал, а?

Ведьмак сел.

— Сохранишь голову, Фрейксенет, — сказал он утомленно. — Станешь одним из немногих, которые выбрались отсюда живыми, по крайней мере за последнее время. И станешь отцом маленькой дриады. Может, нескольких.

— Чего? Стать племенным производителем?

— Называй как хочешь. Выбор у тебя ограниченный.

— Понимаю, — буркнул барон и сладострастно улыбнулся. — Ну что ж, видывал я пленных, работающих на рудниках и копающих каналы. Из двух зол предпочитаю… Лишь бы сил достало. Их тут немало…

— Перестань глупо лыбиться, — поморщился Геральт. — Ишь, размечтался. Пусть тебе не снятся почести, музыка, вино, опахала и рой влюбленных дриад. Будет одна, может, две. И никакого обожания. К этому они отнесутся вполне по-деловому. А к тебе самому — еще больше.

— Им это не доставляет удовольствия? Надеюсь, огорчения тоже?