Ольга Романовская - Волкодлак

— Господин председатель, это переходит все границы! — побагровел колдун. — Мне вы не верите — так спросите служанок, нашли ли они хоть что-то на простынях.

— Это не доказательство. Но, раз вы так упорствуете, поведайте, что означенная оборотница делала всю ночь в вашей комнате.

— Находилась подле ребёнка, по которому скучала.

Обернувшись к секретарю, председатель довольно улыбнулся:

— Так и запишем: сочувствие к нечисти. Что ж, лучше любовных отношений, но ненамного. И не исключает последние.

Рош в бессильной ярости сжал кулаки, но проглотил обидное обвинение. Сам виноват, теперь факты говорили против него.

Вызванным судом свидетелем оказался Радон. Бросив косой взгляд на обвиняемого, он прошествовал к торцу стола, встав так, чтобы видеть и Роша, и архимагов. Колдун не сомневался, что показания Радона будут не в его пользу, и он не ошибся. Нет, чародей говорил только правду, только правда трактовалась собравшимися как доказательство вины.

Во время рассказа о том, как Ирис просилась к Рошу в постель, Куратор Палаты живоборцев не выдержал и гневно выпалил, тыча пальцем в обвиняемого:

— Вы только для подстилки волкодлакам и годитесь, самое то! Материал для разведения и удовлетворения похоти. Это у вас хорошо получается! Даже оборотница это поняла, нормального мага она бы убила. Но, к сожалению, других волкодлаков женского пола у нас нет, так что вам придется не лежать, а сидеть.

— Между нами не было любовных отношений, я готов присягнуть перед божьим ликом! Радон, скажите им, разве это не смешно? Вы же были рядом, видели, что волкодлак нужен мне для научной работы, что я и мысли не допускал о близости!

Отчаянье утопающего заставило Роша рвануться к бывшему соратнику — и тут же осесть на пол, получив удар под рёбра. Это был знак — он не считался равным, к нему уже относились как к преступнику.

— К сожалению, господин Белковец, я ничего не могу подтвердить, ибо мысли ваши мне неизвестны. Но ваше отношение к волкодлаку, несомненно, было тёплым, дружественным, хоть и да, не любовным. Однако признаться, меня посещали сомнения.

Место Радона заняла источающая улыбкой змеиный яд Злата Затравская. Её показания колдун уже слушал молча, решив не усугублять свою вину бесполезными возражениями. Потом ему вновь предоставят слово, и нужно подумать, что он скажет. Не оправдываться, не поддаваться эмоциям, а трезво выстроить линию своей защиты. Пусть не за звание мага, но за жизнь и свободу он поборется.

Рош повинился, признал, что нарушил закон, и просил о снисхождении. Откровенно и честно рассказал обо всех своих ошибках, роковой беспечности, человечном отношении к беременной оборотнице. Божился, что в сговор с ней не вступал, о замыслах против Стратарха Железняка не знал и просил проверить его честность любыми способами.

Председатель усмехнулся:

— Безусловно, мы так и поступим, потому что Конклав должен знать всю правду. Вы же, господин Белковец, лишаетесь звания мага второй квалификации и до полного выяснения обстоятельств дела приговариваетесь к тюремному заключению. Уведите и примите надлежащие меры.

Рош вздрогнул: сбывались все его кошмары. Попытки умилостивить архимагов окончились ничем.

Колдуна вывели из зала, скрутили руки за спиной и, накинув на горло магический контур, повели в узилище. Но не в камеру, а в пыточную комнату.

Двое боевых магов крепко держали его, пока один из архимагов (такое в случае с чародеями не доверяли палачу) фиксировал его руку в тисках. Раз — и специальное устройство легко сломало кисть. Рош взвыл от боли, но это было только начало: чтобы лишить его малейшей возможности колдовать, ломали пальцы.

Побелевшая, вспухшая, покрывшаяся багровыми пятнами рука плетью повисла вдоль тела. Теперь пришла очередь второй.

До крови прокусив губу, колдун радовался тому, что хоть язык ему не вырвут, но наденут специальный ошейник. Он сдавливает горло, позволяя дышать и даже тихо разговаривать, но блокирует любые попытки колдовства. Поговаривали, что если пытаться его обмануть, задохнёшься.

Наградив Роша ударом в живот за слишком яростное сопротивление, маги сдали его на поруки тюремщикам, связанного и беспомощного. Казалось бы, зачем вновь стягивать верёвками, раз чаровать уже не в состоянии, но у вершителей правосудия было иное мнение на этот счёт.

Колдуна втолкнули в низенькую камер, обитую достопамятным металлом, гасящим чары. Не устояв на ногах, Рош упал на колени, едва не стукнувшись носом о пол.

Зазвенели кандалы, защёлкнулись на ногах. После этого тюремщики развязали колдуну руки, окриками и тычками заставили встать, чтобы приковать к стене за истерзанные запястья. И наконец пришла очередь ошейника. Его затянули туго, будто хотели, чтобы Рош в тот же день задохнулся.

Резкая боль в горле, смешанная с жаром, свидетельствовала о том, что магия заступила на службу.

Лязгнул затвор тяжёлой двери, оставив Роша в одиночестве. Убедившись, что цепи позволяют, он сполз по стене на соломенную подстилку, подставив ноги тонкому лучу света, пробивавшемуся сквозь решетчатое окошко, и трижды проклял тот день, когда вздумал поохотиться на лису. Но свою судьбу не перепишешь.

Бажена который час донимала соседку своими: «Не верю!». Она заходила на постоялый двор «Три синички» сказать, что согласна переехать в Каратор помощницей Роша, и там узнала о переполохе, поднятом сбежавшим волкодлаком. Там же столкнулась с магами, с пристрастием досматривавшими вещи колдуна. Разумеется, возмутилась, по какому праву они это делают, и получила отповедь: не лезь в дела Конвента.

Любая другая бы отступила, сидела бы молча, сокрушаясь о недостойном знакомом, но только не Бажена Тёплая. Она тут же сорвалась, побежала в Конвент, устроила грандиозный скандал, но добилась приёма у Секретаря Палаты живоборцев.

Услышанное повергло её в ужас. Бажена отказывалась поверить, что Рошер Белковец преступник. Понурая, она вышла на улицу и побрела прочь, пытаясь свыкнуться с этой мыслью, но не смогла. Рош ей нравился, Бажена знала его и пребывала в уверенности, что его использовали. Эта нечисть обманула колдуна, воспользовалась его добротой, душевностью… Хотя магичка в глубине души её оправдывала и даже восхищалась смелостью.

Когда волнение улеглось, Бажена наконец успокоилась и уселась за стол. Якобы, чтобы написать весточку родным, но на самом деле — чтобы всё обдумать.

Безусловно, разумно было бы погрустить пару дней и порадоваться, что не запятнала себя связью с Отлучённым, но вот Бажены всегда поступала по-своему. Вот и сейчас сидела, грызла кончик пера, выводила и зачёркивала фразы, и думала.