Юрий Иванович - Коварные сентеги

Как следствие, порой на дороге, несмотря на ее ширину и отсутствие выбоин, даже останавливаться приходилось из-за слишком интенсивного движения. Кто только куда не ехал, что только не вез! Но спешки не было, да и ехать в повозке в любом случае быстрей и удобней, чем двигаться пешком. Северянам было весьма интересно присмотреться к жизни обитателей данных земель, ну а пара любовников могла еще и спокойно переговорить на важные темы с глазу на глаз.

Кремон настаивал на том, чтобы сказать Кашаду об их отношениях, но все его доводы разбивались о яростное сопротивление девушки. А когда он попытался еще надавить, она вдруг заявила, что покончит жизнь самоубийством. В мире Тройной Радуги подобные угрозы считались дикими, можно сказать, экстремальными. Поэтому Невменяемый очень испугался за психологическое состояние своей любовницы и пошел на попятную:

– Хорошо, хорошо! Будет, как ты захочешь! Но никак не могу понять, почему ты так упорствуешь? Мы ведь имеем полное право быть вместе и не скрывать этого. Что у тебя за предрассудки такие?

– Это не предрассудки! – ответила Риона. – Это мой личный секрет! И почему ты мне не желаешь уступить в такой малости? Ведь могу я иметь свои глубинные причины для такой скрытности и не раскрывать их никому?

– Даже мне?

– И тебе тоже! Раз ты сразу согласился с такой секретностью в наших отношениях, то с чего это решил изменить свою позицию?

– Ну, я ведь тебе уже сто раз твердил: мне неудобно перед братом за подобную скрытность. Кашад иногда на нас так смотрит, что я почти уверен: он догадался о наших отношениях. Тем более что от колдуна подобные секреты скрыть почти невозможно. Он при желании…

– Да знаю я, знаю, что именно он может просмотреть и проверить при желании! – девушка перешла на истерический тон. – Но он не посмеет это сделать! Как не посмеешь и ты проболтаться, нарушив свои обещания! Иначе – меня не станет!

– Хорошо, только успокойся…

– И больше на эту тему ни слова!

– Согласен!

Хотя в душе Кремона бушевал огонь противления и желание поругаться как следует, он сдержался, и некоторое время они ехали молча. После чего сменил тему:

– Я тебя так вчера и не увидел, ну а ночью… Хм! Так что расскажи, что там вышло с тем бойкотом на торжище.

Ну, тут девушка сразу вздохнула, расслабилась и с гордостью стала пересказывать события минувшего дня. Вообще-то, на рынок ей теперь и в самом деле можно было не являться. Но ведь следовало заводить новые знакомства, быть в курсе цен и некоторых событий финансового и торгового мира. Поэтому, несмотря на предупреждения Лей ч-Еры, молодая конклатерра все-таки отправилась в место сосредоточения своих коллег. Почему были опасения? Да по той причине, что пакостная Салажа начала мутить воду на торжище сразу в день первой ссоры. Она оббежала почти всех, обвинила свою конкурентку во всех смертных грехах, выставила ее самой подлой, лживой и коварной и не просто просила, а требовала устроить новенькой травлю и полное разорение.

Большинство, зная мерзкий характер самой Салажи, просто хмуро от нее отмахивались, отделываясь одним словом: «Посмотрим…» Но нашлись и такие, которые с радостью ухватились за идею устроить травлю слишком самонадеянной, никому не знакомой коллеги. Случалось такое иногда в этом «коллективе с помпонами». Но почти все с опаской или с интересом посматривали на Маманю, которая являлась безусловным авторитетом и которая успела заключить с новенькой какую-то сделку купли-продажи. А та на начавшую бубнить ей на ухо скандалистку только цыкнула с недовольством: «Отвали! Не до тебя сейчас. Не видишь, у меня торговля пошла!»

В следующие два дня ни Мамани, ни Рионы на торжище не было. Подобное у конклатерр допускалось. Если клиент постоянный, берущий каждый день крынку молока, головку сыра и пять хлебов, то с таким делом, как продажа и получение мелочи, и любой раб справится. Тем более что самая крупная ростом торговка вместо себя целого колдуна оставляла.

Что интересно, почти не появлялись на рынке в эти дни и торговые представительницы нескольких довольно знатных, крепких родов города. Они, можно сказать, кормили наиболее знатных дворян со всеми их семействами и скопищами рабов. Так что глупых, наивных или недальновидных среди них не могло быть по умолчанию. И только к концу второго дня их отсутствия по торжищу поползли странные слухи: некоторые видные конклатерры стали заключать между собой совершенно новые, никогда ранее никем не виданные соглашения. Подробностей никто не знал, но все были жутко заинтригованы.

На третий день с утра на торжище появилась Маманя. И к ней сразу поспешили с десяток коллег с вопросами: «Где пропадала? Будешь ли участвовать в травле новенькой?» На что мощная носительница красного помпона рассмеялась гомерическим хохотом. А потом не менее громко заявила:

– Где я могу пропадать, как не наживая богатство для своих тэшей! Они бы без меня на подломленных, ослабленных ножках уже бы и тельца свои куриные носить не смогли. А так скоро не смогут их носить от навешанного на перья золота! Ха-ха-ха! – она опять рассмеялась, отнюдь не смущаясь тем, что неподалеку прогуливались несколько сентег.

Товарки ее поддержали. Никто из них не сомневался, что хозяева без них вымрут уже через неделю, максимум две.

– А по поводу моей лучшей подруги, с которой мы состоим близкими компаньонками, могу только предупредить по-хорошему: кто хочет крупных неприятностей, разорения и войны со мной и моими клиентами, пусть только слово гнилое скажет в ее сторону. А особо настойчивым или непонятливым я лично так морду разукрашу, что потом ни один колдун обратно не починит!

Предупреждение возымело действие более чем значительное. Все разбежались по своим местам и стали ждать появления на торжище Рионы и Салажи. Риона заявилась первой, с одним сопровождающим, издалека радостно помахала Мамане рукой и послала воздушный поцелуй. Та ей ответила тем же. Чем не доказательство крепкой дружбы? Чуть позже появилась Салажа, она явно предвкушала травлю зазнавшейся выскочки.

Однако новенькая злую тетку даже не заметила, осмотрелась в зале и устремилась к одной из самых богатых, спесивых и неприступных конклатерр Аллангарна. Женщина заведовала торговыми делами местного герцога, поэтому за ней давно закрепилось прозвище Герцогиня, против которого не посмели возражать даже сентеги. Она ходила в окружении сразу двух Эль-Митоланов и парочки обычных, но крепких рабов, которые к даме никого без ее сигнала не подпускали. И не без основания считалось, что Герцогиню побаиваются как градоначальник со своей свитой, так и главный судья, комендант и командир городской гвардии. Она приходила на торжище редко, два, а то и раз в неделю, но считалась самой желанной покупательницей.