Джо Аберкромби - Последний довод королей

— Луна защищает нас, друзья, будьте уверены. — Круммох постучал косточками в ожерелье, болтавшемся у него на шее. — Луна нас любит, и мы не погибнем, пока…

— Ты это расскажи тем, кто сегодня вернулся в грязь.

Логен кивнул головой на свежевырытые могилы в дальней части крепости. Увидеть их в темноте было невозможно, но они там были. Десятка два длинных холмов разрытой и утрамбованной земли.

Однако большой вождь горцев только ухмыльнулся.

— Я бы сказал, что они счастливчики. По крайней мере, каждый лег в свою могилу. А нам повезет, если мы не окажемся в одной канаве с дюжиной других трупов. Если заварится крутое дело, тут и ступить будет негде, не то что голову преклонить. В одну яму лягут два десятка. Не говори мне, что ты не видел этого прежде или сам не рыл таких ям.

Логен поднялся.

— Возможно, и видел, и рыл. Но мне это не нравится.

— Конечно, не нравится! — вскричал Круммох ему вслед. — И не говори, Девять Смертей!

Логен не обернулся. На стенах горели факелы, зажженные через каждые десять шагов. Языки пламени плясали в темноте, белые крапинки насекомых роем вились вокруг них. Воины стояли в свете факелов, опершись на копья и сжав луки. Они держали наготове мечи и смотрели в темноту, ожидая неприятных сюрпризов от Бетода. Он всегда любил сюрпризы, и Логен не сомневался, что парочка неожиданностей у него наготове.

Он подошел к парапету и положил руки на влажный камень. Мрачно взглянул на огни костров, мерцавшие в черной долине. Костры Бетода в отдалении и их собственные костры, разожженные прямо под стенами для того, чтобы поймать любого умника, который попробует подкрасться незаметно. Круги света от костров выделялись между терявшихся в темноте камней. Кое-где виднелись скрюченные тела убитых шанка, разрубленные и сброшенные со стен, пронзенные стрелами.

Логен вдруг почувствовал какое-то движение позади. По спине пробежал холодок, и он искоса глянул по сторонам. Возможно, это Трясучка явился, чтобы свести счеты и сбросить его со стены. Трясучка или один из сотни других, затаивших обиду, о которой Логен забыл, но они-то никогда не забудут. Он убедился, что нож под рукой, и оскалился как волк, готовый напасть.

— Неплохо поработали сегодня, — послышался голос Ищейки. — Потеряли меньше двадцати человек.

Логен облегченно вздохнул и опустил руку.

— Поработали нормально. Но Бетод только начал. Он лишь подразнил нас, чтобы проверить слабые места, прикинул, можно ли нас измотать. Он знает цену времени. Знает, что это дороже всего на войне. День или два значат для него куда больше, чем куча плоскоголовых. Если он сочтет, что с нами можно разделаться быстро, он не побоится потерь.

— Тогда нам надо потянуть время.

Логен слышал, как в отдалении во тьме лязгают молоты кузнецов и стучат молотки плотников. Эхо разносило эти звуки по округе.

— Они строят лестницы и прочие орудия, чтобы забраться на стену и преодолеть наш ров. Если Бетод сумеет, он захватит крепость быстро. Но если придется ждать, он подождет.

Ищейка кивнул.

— Ну да. Нам нужно тянуть время. Если все идет по плану, скоро подойдут силы Союза.

— Хорошо бы. Но планы часто меняются, не стоит надеяться только на них.

Такая сладкая печаль

— Его великолепие, великий герцог Осприйский желает поддерживать добрососедские отношения…

Джезалю оставалось лишь сидеть и улыбаться, как он сидел и улыбался весь этот бесконечный день. Лицо, спина — все болело от напряжения. А посол все бормотал, сопровождая свою речь выразительными жестами. Нужно было бы прерывать этот словесный поток, чтобы переводчик мог изложить его пошлости на внятном человеческом языке. Но посла это не беспокоило.

— …великий герцог Осприи всегда считался одним из ближайших друзей вашего прославленного отца, короля Гуслава, и гордился этим. Теперь он не желает ничего иного, кроме как продолжить дружбу с правительством и народом Союза.

Все долгое утро Джезаль сидел на украшенном драгоценными камнями троне, установленном на высоком мраморном помосте, и улыбался, а послы со всего света высказывали ему свое отнюдь не бескорыстное почтение. Он сидел на этом троне, когда солнце высоко поднялось и безжалостно светило в широкие окна дворца, расцвечивая золоченые украшения на стенах и потолке, отражаясь сверкающими вспышками в огромных зеркалах, на серебряных подсвечниках, на вазах непомерной величины, рассыпаясь бесчисленными радужными искрами в тонко позванивающих хрустальных подвесках трех громоздких люстр под потолком.

— …Великий герцог желает еще раз выразить свое искреннее братское сожаление по поводу незначительного инцидента, случившегося прошлой весной, и уверяет вас, что ничего подобного не повторится, что солдаты в Вестпорте останутся на своих местах, не нарушая границы.

Он просидел так целый нескончаемый день, пока в зале становилось все жарче. Он ерзал от смущения, когда представители сильных мира сего с поклонами входили и удалялись прочь, произнеся одинаковые поздравительные речи на дюжине наречий. Он все еще сидел, когда солнце зашло и в люстрах зажгли сотни свечей, пламя которых отражалось в зеркалах, в темнеющих окнах, на великолепно отполированном паркете. Он улыбался и принимал восхваления от людей, о чьих странах даже не слышал до того, как начался этот бесконечный день.

— Его великолепие также выражает надежду, что враждебные отношения между вашей великой нацией и империей Гуркхула скоро закончатся и торговля будет свободно развиваться в Круге морей.

Посол и переводчик сделали вежливую паузу, и Джезаль смог вяло промямлить в ответ:

— Мы питаем те же надежды. Пожалуйста, передайте великому герцогу нашу благодарность за чудесный подарок.

Два лакея тем временем подняли внушительного размера сундук, стоявший сбоку, и поставили его рядом с прочим безвкусным хламом, набравшимся у Джезаля за этот день. Затем стирийские пустозвоны снова изошлись в излияниях.

— Его великолепие передает вашему августейшему величеству свои сердечные поздравления по поводу вашей грядущей женитьбы на принцессе Терезе, жемчужине Талина! Без сомнения, это самая прекрасная из женщин Земного круга.

Джезалю пришлось постараться, чтобы изобразить подобие улыбки. Сегодня ему так часто говорили об этом браке как о решенном деле, что он устал исправлять это заблуждение и сам чувствовал себя помолвленным. Ему хотелось одного: чтобы аудиенции, наконец, закончились и он смог бы спокойно отдохнуть.

— Его великолепие также поручил нам пожелать вашему августейшему величеству долгого и счастливого царствования, — говорил переводчик. — И много наследников, чтобы ваша династия продолжала свое славное правление.