Ашу Сирай (СИ) - Зикевская Елена

— Кому из маджан не знакомо имя Садира, прозванного Гадюкой за хитрость и безжалостность? — Джастер даже бровью не повёл в ответ на оскорбление. — Я не вижу тебя, но помню твой голос. Значит, люди говорили правду: ты вымолил себе жизнь и султан пощадил тебя, но прогнал от своего трона. Слышал также, что никто из эмиров не захотел принимать у себя беззубого змея, проигравшего битву у Раймадана, и только эмир Арсаниса снизошёл к твоим мольбам и милостиво принял к себе на службу. Каково бывшему любимому хази султана быть начальником городской стражи на границе Сурайи?

Начальник стражи? Битва у Раймадана? Джастер знает этого человека?

С последними словами Шута точёные ноздри Садира яростно расширились, а губы исказились в гневном оскале.

— Я тоже узнал тебя, Машнун-Мают, Безумная Смерть! Пусть ты слеп и не носишь бороды, чтобы походить на юношу, пусть я впервые вижу твоё лицо, но твой голос… О-о, твой голос и твои насмешки я запомнил навсегда! Твои слова всё также остры и ядовиты, как иглы песчаной колючки, и ты смеёшься надо мной, но скоро ты будешь молить о пощаде и рыдать кровавыми слезами, потому что ещё до заката солнца я сам вырву твой ядовитый язык раскалёнными клещами!

Я только крепче сжала рукоять Живого меча и покосилась на Джастера. К моему изумлению на губах Шута играла едва заметная улыбка, а лицо было безмятежно, как гладь озера в безветренный день.

Зато его враг был в бешенстве. На скулах горели алые пятна, чёрные глаза налились кровью, а кулаки сжались так, что костяшки побелели.

— По твоей вине султан прогневался на меня! Я потерял своё место и его расположение из-за тебя! Но знаешь ли ты, какую награду он обещал за твою голову, Машнун-Мают⁈ Нет, не знаешь, иначе ты никогда бы не осмелился покинуть берег своего Раймадана! Но ты воистину безумец, раз пришёл в Арсанис и даже не сменил имя и одежду, чтобы остаться неузнанным! Сколько лет я молил Тёмноокого о возмездии, и он услышал мои молитвы! Ты сам пришёл в мои руки, да ещё и в таком беспомощном состоянии! Едва услышав твоё имя, — будь оно проклято во веки веков! — я бросил все дела и поспешил сюда, чтобы своими глазами убедиться в такой удаче! Тёмноокий был милостив ко мне сегодня! Ты в моих руках и я представлю тебя на суд нашего эмира, дабы он смог предать тебя пыткам и самой ужасной смерти, которую ты заслуживаешь! Моё поражение будет смыто твоей кровью! О, сколько лет я ждал этого! Я бы хотел представить тебя живым самому султану, но эмир пошлёт ему твою голову, а я сам отвезу её и брошу к стопам нашего повелителя! О, как он наградит меня за это! Я стану самым влиятельным хази в истории! Воистину, сегодня самый счастливый день моей жизни! И не надейся на милосердие и снисхождение, проклятый Машнун-Мают! Твои дикие кошки не смогут защитить тебя!

— Сделаешь хоть шаг, Эфау, и я выпотрошу тебя, как рыбу! — с неожиданной яростью прорычала в ответ Бахира. — Я никогда не прощу тебя за смерти наших мужчин, женщин и детей! За моего отца и моего мужа! Клянусь Великой Матерью, я убью тебя прежде, чем ты прикоснёшься к моему сыну!

— Остановись, ами. Не трогай его. — спокойно произнёс Джастер, протянув руку и на ощупь найдя плечо Бахиры. — Ты ошибаешься, Садир. Этот день станет самым несчастным днём в твоей жизни. И последним.

Чёрные густые брови Садира изумлённо взметнулись вверх, а затем он громко расхохотался, положив руку на богато украшенный эфес. Его воины при этом не спускали с нас глаз, а Бахира по-прежнему яростно сжимала рукоять саберона. Лишь её клятва слушаться Джастера во всём, сейчас спасала этому Садиру жизнь.

Я же не понимала, на что рассчитывает Шут, и на всякий случай не опускала Живой меч, чувствуя напряжение и возбуждение Игвиля, готового немедленно ринуться в бой. Хоть мои воинские умения и не велики, но я сделаю всё, чтобы защитить Джастера.

Шанак, Датри, помогите…

Садир же был уверен в своём превосходстве.

— Не иначе ты вместе с глазами лишился и остатков разума, Машнун-Мают! Ты воистину безумен, раз осмеливаешься угрожать мне и утверждать такое! Что ж, я понимаю твой страх и твою беспомощность! Ты был отважным воином и вождём своего народа! Но только с помощью злых духов ты и твой народ одержали победу на берегах Раймадана! Я никогда не забуду этого! Без сомнения, теперь ты не хочешь признавать своё поражение. Ты пытаешься смеяться надо мной, но я жив, и я здоров, эмир приблизил меня за мою службу и заслуги, и моя удача вновь улыбается мне! А ты неразумно оставил свой народ и свои земли, лишился зрения и теперь стоишь здесь, передо мной, не в силах защитить своих женщин и изменить своей печальной судьбы! Даже будь ты зрячим, тебе некуда бежать из этих стен! Я привёл с собой сотню воинов, твои дикие кошки не смогут одолеть их всех! Я заберу твою мать и твою сестру в свой харем, а когда они мне надоедят, то отдам своим людям! И когда мои воины вдоволь насладятся твоими драгоценными женщинами, я отдам их Взывающим, чтобы они сделали из них джихаен—маат! Как тебе такое предсказание, о премудрый элрари Джасир? Твои слова не изменят мою решимость, сын песка и ветра! Неужели ты решил, что я настолько глуп, что поверю россказням о твоём даре элрари, которыми полны улицы Арсаниса⁈

— Нет, Садир. Я так не думаю.

Садир довольно улыбнулся, поглаживая бороду.

— Я рад, что разум не покинул тебя, Джасир, ибо нет радости и удовольствия в том, чтобы казнить безумца! Своим признанием ты доказал, что моя месть будет сладка! Так и быть! Твой народ прозвал меня Гадюкой, но я умею уважать храбрость и доблесть воина, даже когда это ты, Безумный Джасир. Клянусь Тёмнооким, я даже выслушаю твою последнюю просьбу, прежде чем отвести к эмиру! Но предупреждаю тебя, не надейся разжалобить меня!

— Скажи мне, Садир, сын Рахама, — спокойно произнёс Джастер, в очередной раз пропустив мимо ушей все оскорбления и насмешки. — Что бывает с тем, кто нарушает клятву, данную именем Тёмноокого?

— Его провезут по городу в железной клетке, без одежды, обритого налысо, чтобы все могли увидеть его позор. Его имя будет проклято, его имущество станет собственностью храма, а он сам будет передан Взывающим, дабы они определили, какой ужасной смерти его предать. — Улыбка сошла с лица Садира, и оно сразу стало жёстким и холодным, доказывая, что своё прозвище он получил не зря. — Но почему ты спрашиваешь меня об этом? Какой подвох ты ищешь в моих словах?

— Я не ищу подвох, Эфау. — Джастер убрал руку с плеча Бахиры. — Я говорю прямо: ты встал на моём пути и ты пожалеешь том, что пришёл сюда. Ты проклянёшь этот день, как не проклинал день своего поражения на Раймадане, ибо он станет последним днём твоей жизни. Ты мог бы уйти и забыть моё имя, чтобы избежать этой участи. Но ты ослеплён жаждой мести, и не последуешь этому совету. Поэтому я не стану просить тебя о таком.

Начальник городской стражи подобрался и в самом деле стал похож на змею, готовую атаковать. Чёрные, горящие жаждой мести, глаза смотрели на Шута жадно и совершенно безжалостно. А вот его воины начали украдкой переглядываться. Не знаю, какие слухи успели разойтись по улицам города, но слова Джастера их явно впечатлили.

— И что же ты хочешь, Безумный Джасир? — спросил он. — Я внимательно слушаю тебя.

— Мне всё равно, сколько воинов ты привёл с собой. Если я захочу уйти — я уйду. Но мне не нужны бессмысленные жертвы. Я не хочу оскорблять этот дом пролитой кровью и пойду с тобой к эмиру, но при одном условии. Моя сестра будет сопровождать меня, а моя мать останется здесь. Ты не причинишь им вреда и позволишь уйти, ибо хозяин этого дома поклялся именем Тёмноокого принять меня и мою семью как дорогих гостей и помочь мне в моих делах. Я не хочу, чтобы его признали нарушившим эту клятву, поскольку не в его власти помешать тебе исполнить задуманное. Также нет его вины в том, что он, по воле Великой Матери, не узнал меня, и принёс свою клятву. Дашь ли ты своё слово в этом? Или мне спросить у тебя клятву именем твоего бога?

Садир нахмурился и с прищуром смотрел то на меня, то на Бахиру, по-прежнему не убиравшую меч. Я не видела её лица, но судя по взгляду бывшего хази, он оценивал Сновидицу как опытного воина, а не как красивую женщину. На меня он бросил всего один заинтересованный взгляд, и снова нахмурился в сторону Бахиры. Он прекрасно понял всё, о чём промолчал Шут.