Андрей Мартьянов - След Фафнира

Ева и Хаген чувствовали присутствие дракона – бесплотная субстанция витала над городом подобно незримому облачку, источая сполохи ярости. Фафнир не являлся «злом» в классическом понимании этого теологического термина, он не имел никакого отношения к христианской мифологии – зло Люцифера воздействует на мир через поступки людей, сделавших сознательный выбор в пользу греха, а Проклятие Фафнира было воплощением первородного хаоса и врагом любой упорядоченности. Стихией разрушения. Так, по крайней мере, объяснил Хаген.

– Теоретически, любое проклятие можно снять, – сказал грустный доктор Шпилер. – Вспомним легенды: проклятие, как направленная на определенного человека или нескольких людей злая сила, исчезает само собой после исполнения. В нашем случае – после гибели всех участников истории с кладом Нибелунгов: Зигфрида, бургундских королей и их сестры.

– Из этого надо сделать вывод, что единственный путь к избавлению от Фафнира – общее героическое самоубийство? – хмыкнул Тимоти. – Если, конечно, придерживаться сомнительной версии о том, что история повторяется. Зигфрид – мистер Роу – уже мертв, причем погиб именно так, как было описано в «Песне», в живых пока остались три короля, Хаген, а теперь еще к нашему обществу присоединилась Кримхильда… Только герр доктор в это построение не вписывается!

Спорить с данным утверждением было невозможно: череда подозрительных случайностей, во многом соответствующих сюжету окаянной «Песни», наводила на самые печальные размышления. Если так будет продолжаться и дальше, господам концессионерам грозит преждевременная гибель во цвете лет – Фафнир никого не пощадит! Впрочем, имелись и существенные расхождения с первоисточником: отсутствовала женщина, долженствующая сыграть роль исландской королевы Брунгильды, короля Этцеля в обозримом радиусе тоже не наблюдалось, а Евангелина-Кримхильда замуж пока не собиралась, – а ведь именно свадьба Кримхильды спровоцировала последнюю битву, в которой полегли все герои легенды…

Кстати, о мадемуазель Чорваш. Неожиданное и весьма бурное появление в маленьком обществе обладателей тайны Фафнира нового участника (точнее, прекрасной участницы) вызвало у концессионеров вполне понятный шок. Можно сколько угодно рассуждать об эманципации, равных правах женщин и мужчин, современных нравах и тому подобном, но… Ева настолько уверенно приняла на себя командование после ночной стычки под Страсбургом, что даже весьма скептически настроенный мистер О’Донован, вдоволь насмотревшийся на бешеных американских суфражисток и воспринимавший их с юмором, мигом заткнулся и понял: эта решительная девица на многое способна, газеты не врали.

…Дилижанс бросили на окраине Фальсбурга, к станции отправились вдоль железнодорожных путей пешком – идти через городок было опасно, любой бдительный шуцман мог заинтересоваться, что это за сомнительные типы шляются по улицам в столь поздний час, когда почтенные бюргеры видят десятый сон? Тем более что один из этих типов ранен (полубессознательного Монброна тащил на себе Ойген)!

Злополучным кладоискателям снова повезло: их не заметили ни обходчики, ни полицейский, прохаживавшийся по платформе – в ожидании поезда компания укрылась в тени одного из пакгаузов. Состав пришел через двадцать минут, остановился на запасном пути, Ева вместе с Тимоти сбили пломбу с дверей одного из вагонов, выяснили, что он наполовину загружен мануфактурой и на рулонах ткани можно вполне удобно устроиться, после чего приступили к абордажу.

Прогрохотал мимо цюрихский экспресс, свистнул паровоз и через двадцать минут поезд пересек мост через Саар, оказавшись на территории Франции. Как и утверждала Ева, на границе товарный состав не досматривался.

Немедленно возник спор: стоит ли высадиться в Нанси или Шалон-сюр-Марн и немедля отправить Робера в больницу – доктор Шпилер оказал ему необходимую помощь, в его саквояжике нашлись бинт, шприцы и ампулы с морфием, но с огнестрельными ранами лучше не шутить, тем более что кровотечение удалось остановить с трудом и рана могла в любой момент открыться. Большинством голосов решили ждать до Парижа – всего-то пятьсот с небольшим километров!

Одна беда: концессионеры не учли, что, в отличие от привычных пассажирских поездов, товарные составы частенько задерживаются на узловых станциях, где могут простоять несколько часов. Так и вышло, путешествие растянулось едва ли не на сутки, но, к счастью, состояние Робера не вызывало опасений, а на длительных остановках выбиравшийся из вагона Тимоти бегал за оранжадом и пирогами, рискуя отстать.

Времени как для отдыха, так и для разговоров хватало с избытком и Евангелина сочла необходимым задать два самых важных вопроса: что, собственно, происходит и кем является человек, которого вы называете то Хагеном, то Ойгеном? Третий вопрос автоматически родился после очередного «превращения» Ойгена в самого себя, случившегося у всех на глазах еще до отправления поезда из Фальсбурга, – на Джералда и остальных эта метаморфоза впечатления не произвела, зато Евангелина на некоторое время лишилась дара речи, увидев действие настоящего «волшебства».

Взаимные объяснения ясности не добавили, скорее еще больше запутали, как Еву, так и милорда – остальные в разговор не вмешивались, Тимоти устроился возле отодвинутой на четверть двери выгона и любовался ночными пейзажами, Курт Шпилер пытался задремать, а Робер видел красивые сны, навеянные инъекцией морфия. Ойген просто сидел рядом с милордом и молчал, отдав Джералду все права на рассказ о недавних событиях.

Евангелина в свою очередь озадачила лорда Вулси небылицами о «волшебстве» – он еще мог поверить в месмерические явления и гипноз, но «исполнение желаний» или способность на несколько минут стать «невидимой», это, согласитесь, чересчур. Тем не менее Ева сразу поняла необычность Ойгена и подробно описала свои ощущения во время первой мимолетной встречи и необъяснимые происшествия на страсбургской дороге, начиная от направленной «волны» энергии, и заканчивая обменом мыслями.

– Она немножко похожа на Хагена, – добавил тут австрияк, за последнее время вполне освоившийся со своим alter ego и переставший бояться явившегося из далекого прошлого мажордома Бургундского двора. – Он сказал, что госпожа Евангелина выглядит так же, как Кримхильда, и на ней лежит божественная печать. Печать тех, старых богов.

– Ну и ну, – охнула Ева. – Мало мне проклятия далекого пращура!

– Какого проклятия? – насторожился Джералд, ставший относиться к данному слову со всей серьезностью.