Алла Дымовская - Шапка Мономаха

Едва услышав его голос, мама заплакала в трубку и даже не заругалась, как бывало прежде, на его бесчувственность и бессердечность. А только причитала: «Сынок мой, сынок! Ты живой!»

– Да живой я, живой! – растроганно закричал в ответ Базанов и, чтобы окончательно оправдаться и успокоить маму, сказал ей, по сути, чистую правду: – У меня было ответственное, государственное задание. Сообщаться даже с ближайшими родственниками запретили и звонить в город тоже. Дело требовало чрезвычайной секретности.

– Что же это за дело такое? – недоверчиво спросила мама. – И где ты был все это время?

– Где был, если сказать, не поверишь – так высоко! – нарочно бодрым голосом произнес Базанов. – Попробуй догадайся.

– Неужели… там? – благоговейно зашептала в трубку мама. – А Самого видел?

– Видел. Вот прямо руку протяни и дотронься. Только это, конечно, возбраняется строго-настрого.

– А отцу можно рассказать? – заговорщицки спросила мама.

– Отцу можно. А больше никому. Даже Мухе, если позвонит. А на службе я официально на больничном листе, ты их не беспокой, другого они не скажут, – наставительно произнес Андрей Николаевич. – Я к вам заеду, не сегодня, так завтра.

– Все поняла, Андрюшенька. Мы с папой очень гордые за тебя. А вот у нас и плохая новость есть. – И мама на секунду замолчала, словно сомневалась, уместно ли ей обременять сына. – Маша Крымова умерла. Вчера похоронили. Сильно она мучилась. Я ведь с Машей сидела до последнего в больнице. Она все в сознании была. И тебя вспоминала. Очень беспокоилась, пригодился ли тебе архив. И так странно, знаешь, говорила. Будто она перед тобой виновата была.

– Мне очень жаль Машу, правда, – грустно сказал Базанов и не покривил душой. – И архив ее действительно пригодился, тревожилась она напрасно. – Но больше ничего маме Андрей Николаевич объяснять не захотел.

Он теперь был вольной птицей и мог лететь, куда ему заблагорассудится. На другой день, как он и обещал, Базанов навестил родных. Держался загадочно, и вопросы ему из чувства такта, задавать не стали. Но видно было, папа и мама довольны и только ждут, когда исчезнет секретность и сын сможет похвастать служебными достижениями.

Навестил Базанов и шапку. Сам не знал, зачем пошел, но вот пошел же. В Глаз смотреть, однако, поостерегся, слишком свежи еще были в нем воспоминания от прошлого знакомства. Теперь старинный раритет под равнодушными лучами искусственного освещения показался ему особенно зловещим. Блики, перебегавшие с камня на камень по золотой поверхности, будто высвечивали как бы режим ожидания очередной жертвы, и непременно человеческой. Базанов поежился, скорчил шапке рожу и отвернулся. Из Оружейки вернулся прямо на квартиру.

У Придыхайло, однако, жилось ему хорошо. Не надо заботиться ни о еде, ни о питье. Даже о стирке и одежде. И собака его ухожена и накормлена. Дизраэли так поднабрал килограммов, что Базанов гонял его на прогулке до полного изнеможения. Щедрый его хозяин велел домработнице варить псу по целой индейке в день, а сухой корм выбросил на помойку прочь, несмотря на маленький скандал со стороны Андрея Николаевича.

Так спокойно, по-семейному, прожили они четыре дня. Дважды Лавр водил его в рестораны и один раз в ночной клуб при гостинице «Метрополь». Андрей Николаевич делал вид, что усиленно веселится, не желая обижать Придыхайло. Но все это казалось ему пиром во время чумы, и угнетало особенно то, что Лавр об этом не подозревал и думал наивно, что вовсю развлекает своего гостя. А Базанову уже несколько раз хотелось втайне посоветовать Лавру брать в охапку своих паломничков, какие найдутся, и числом поболее, и драпать из страны, покуда возможно. Но он сдержал себя, не потому что гнушался раскрыть известную ему тайну, а боялся совсем другого. Что никакого конца света через оставшиеся дни не случится, что Ермолов все же совершит то действо, ужаснее которого нет ничего. В нем говорило даже не предчувствие, которого он, впрочем, не имел. А некоторое предзнание обстоятельств, и к тому же видел он Василицкого и ясно понимал, что это за человек.

На пятый день Базанова разбудил телефонный звонок. Собственного его, нового мобильного телефона, который совсем недавно и почти насильственно всучил ему Лавр. Это выглядело странно. Никому номер Базанов не давал, сам не знал его на память и подумал прежде всего, что не туда попали. Особенно если учесть, что нынче воскресенье и семь часов утра. Однако трубку он снял.

– Базанов, это вы? – тут же прозвучало в ухе.

Андрей Николаевич немедленно узнал говорившего даже в искажении телефонной связи, да и не забыл бы он никогда голос этого человека. На проводе был генерал Василицкий.

– Раз вы звоните мне, стало быть, я Базанов и есть, – не очень любезно откликнулся Андрей Николаевич. Теперь было понятно, откуда номер. Кому же знать, если не Василицкому? – Чем обязан в столь ранний час?

Ничего хорошего от собеседника Базанов не ждал. Если генерал опять попытается привлечь его к уговорам Ермолова, то он пошлет Василицкого куда подальше. Тут уж покорно благодарю, стряпайте свои делишки без меня!

– Базанов, не время ерничать! Приезжайте немедленно! – повелел генерал.

– Я вам не слуга, а вы мне, слава богу, не начальник, – отрезал Базанов и хотел уже распрощаться с нахальным генералом. Тон Василицкого, безапелляционный и приказной, ему совсем не понравился.

– Бросьте дурака валять! Обстоятельства чрезвычайные! – рявкнула трубка.

И тут Базанов понял, что генерал говорил с ним грубо вовсе не от собственного командного высокомерия, а был в состоянии натуральной паники.

– Куда приезжать? В Огарево, что ли? – на всякий случай спросил он Василицкого.

– Не в Огарево! Какое еще Огарево?! Да вы же ничего не знаете… – И Василицкий легким матерком выругался в трубку. – Вот что. Давайте так. На двадцать первом километре Боровского шоссе. Съезжайте направо. Я там буду вас ждать. И скорее! Вообще не надо было вас отпускать.

И генерал тут же отключился – не дожидаясь от Базанова ни согласия, ни отказа. И Андрей Николаевич сообразил, что случилось без преувеличения нечто из ряда вон выходящее. Он лихорадочно стал искать штаны и свитер, потом поспешил в ванную наскоро умыться. Потом опомнился и побежал будить Придыхайло.

– Лавр, вставай! Да вставай же! Кому говорю! – пихал он без жалости Придыхайло в бок.

– Что? Что такое? – схватился в испуге от глубокого сна Лавр Галактионович.

– Твоя машина сейчас где? – Базанов знал, что на выходные Придыхайло во избежание злоупотреблений оставляет свой «Кадиллак» на местной стоянке под домом и отпускает водителя.

– Здесь. А что случилось? – Придыхайло по-младенчески зевнул во весь рот.