Яна Алексеева - Охотящаяся-в-Ночи

Шатаясь, я медленно двигалась по пояс в воде. Шагов через двести, когда серая пелена рассеялась, выползла на берег. Рухнула на поросшую какой-то острой травой землю, рядом уронила Марину. Та мелко, нервно дышала. В сумерках ее кожа слегка светилась, на исцарапанном грязном лице застыло обиженной выражение. Было заметно, как под тонкими веками туда-сюда ходят зрачки.

Вздохнув, я отвела взгляд от подопечной, полюбовалась фиолетовеющим небом и села. Кряхтя, будто пятисотлетняя дриада, размяла закостеневшую спину. Никуда не годится… Обрыв, что находится сзади, я с грузом не осилю, а груз сей не брошу.

Перебирая мелкие камушки и поеживаясь от прикосновений мокрой ткани к коже, задумалась. Значит, сейчас отдохну, и надо дальше убираться. Не успокоюсь, пока между мною и одержимым убийцей окажется не меньше трех сотен километров.

Правда, есть подозрение, что на мне стоит метка и по ней меня весьма просто найти. Тем более надо убираться…

Угнать машину.

Хм… пересыпаю камешки из ладони в ладонь. Легко.

И в столицу, к Павлу.

Чего проще!

Павел, Павел… почему я думаю, что он мгновенно решит все проблемы? Ну, наверное потому, что он всегда этот делал. Раньше… Я в него просто верю.

Сознание медленно наполняется ощущениями. Мир слой за слоем выстраивается вокруг меня крепостной стеной. Серые шершавые камни, пахнущие тиной, неровное прерывистое дыхание совсем рядом, грязная пивная пробка под пальцами, плеск реки, сухая горечь земли, душный аромат подбирающейся тьмы. Флер моря и тонкий налет пыли, соль и прохлада – суть Марины.

Ржавчина и горячее железо. Плоть и сущность города под ногами. Чистая, жертвенная кровь, медленно гниющая где-то… близко!

Голова неожиданно закружилась, и я, будто распавшись на мелкие воздушные шарики, взлетела ввысь, к темнеющим небесам. Сквозь натянутые до звона черные сети, унизанные цветными огоньками. Город дышит, живет. Пытается бороться. С темно-зеленым, болезненным пятном, расползающимся по крупноячеистой сети, и пронзительно черным угольком, жадно разбрасывающим в стороны щупальца. Гниль, суть их, поникает всюду, взрезая все уровни восприятия. И это – больно. Алая волна застилает зрение, вместо крови по венам растекается, кажется, расплавленный свинец. И я падаю, врезаясь в землю, от удара лишаясь дыхания. И понимаю, что все еще сижу на берегу, слушая шелест волн и тихие стонущие выдохи.

Ну и что? Что делать-то?

Погружаясь в мрачные глубины собственного разума, полные обрывков и клочьев мыслей, я шаг за шагом вспоминала, как дошла до такой жизни. И насколько все было проще, пока мы с Павлом были связаны…

Еле слышный отзвук, эхо протяжного стона дрожащей струны. Низкий, темный, знакомый… Кажется, в небо ушла тонкая нить отчаянного зова, полный бессильной ярости крик о помощи, отзываясь в висках резким приступом боли.

За спиной шелестнула тьма, по спине протянуло прохладным сквозняком, будто на обрывистом склоне открылась дверь. Я резко обернулась, так, что хрустнули позвонки в шее.

Под ногами, обутыми в черные длинноносые ботинки, хрустнул гравий.

Я благоговейно выдохнула, медленно поднимаясь.

Терпкий горьковатый аромат, полынь с ноткой пустырника, темная, теплая, как кашемир, аура, сладкий аромат крови. Бледная кожа, чуть светящаяся в темноте, темные волосы…

Шаг, другой, и я врезалась в Павла, привычно вышагнувшего из тени. Вцепилась ему в плечи, полосуя когтями белую рубашку. Увернувшись от клинка, впилась ему в губы.

Прошипела, почти не отрываясь:

– Я скучала!

Слизнула кровь с прокушенной впопыхах губы. Отшатнулась под строгим взглядом, невольно расплываясь в улыбке, тревожно оглядываясь.

За его спиной струился, переливаясь глянцевой чернотой, активный переход.

– Быстрее!

Он схватил меня за руку, потянул.

– Я не одна!

Вывернувшись, схватила за воротник футболки Марину, вздернула вверх.

– Это моя… девица…

– Держи крепче!

И Павел утянул нас в черноту. Один шаг сквозь тьму, нежную, ласковую, зовущую, крепко прижимаясь к знакомому до последнего шрама телу и стискивая дрожащую полурусалку. Мгновение прохлады и чужая магия вывели ее из прострации.

Мы вышагнули в нормальный мир.

Темнота рассеялась, оседая полупрозрачными клочьями на тускло-алые линии, пахнущие свежей кровью. Пентаграмма. За ее границами вырисовывалась дрожащая, размазанная картинка. Пустой двор, высокий забор, сухая серая трава. Откуда-то сзади, разгоняя вечерний сумрак, лился свет.

Выпустив Марину, я обернулась. За спиной оказался небольшой замок, у кирпичного крыльца, в густой тени, кто-то прятался.

На мгновение прислонилась к Павлу, позволяя себе расслабиться, но он уже тащил меня наружу.

Мир воспринимался как-то урывками. Шаг.

Всплеск раздражения моего вампира, я его догоняю, кладу руку на плечо и склоняю голову. Он резко разворачивается, его ладонь ложится на затылок, сжимая в пучок короткие волосы, вздергивает лицо.

Я проваливаюсь в темный взгляд, позволяя его эмоциям затянуть сознание в клокочущие глубины, полные такой притягательной силы. Мысли и воспоминания закружились в водовороте, заставляя податься вперед, прижимаясь к прохладному притягательному телу…

– Как я соскучилась… – прошептала, едва шевеля губами.

В темных глазах вампира начала разгораться багровая искра. Вторая его рука легла на талию, губы шевельнулись…

А миг спустя по двору разлился истерикой дикий крик полурусалки.

– Она моя!

Резкий взвизг, от которого со звоном полопались стекла и лампы, прошил болью позвоночник.

– Моя-яй!!

Резко развернувшись, вывернулась из объятий и в два прыжка добралась до истерички. Схватила за плечи и как следует тряхнула задравшую к небу лицо и набравшую в грудь еще воздуха девицу. Та клацнула зубами, прикусив язык. Глянула на меня, светло-голубых глазах плескалось безумие сорвавшейся с цепи силы.

И все ненужные, наносные, чужие эмоции из моего сознания вымыло, будто волной, присутствием Павла.

– Не-эт! – протянула я. – Это ты – моя!!

Дернула ее за руки, отвесила пощечину. И девушка сдулась, как проколотый мячик, оседая у моих ног, цепляясь за влажную ткань и подвывая.

– А… ах… не бросай…

Она заливалась слезами, всхлипывала, размазывала по лицу сопли и речную грязь.

Сзади снова зажглись огни.

В узком пространстве между явью и тьмой я на миг застыла, лишенная боли и страха. Чужой боли и чужого страха, обтекавших меня сине-серебряной волной. Сзади надвинулось знакомое ощущение. Безопасность и уверенное спокойствие…