Антон Мякшин - Домой, во Тьму

– Где она?

Непрозрачные, цвета молока глаза остановились на лице Николаса.

– Мы же говорили тебе – она будет ждать тебя в Потемье. Мы всегда говорим правду. Мы всегда выполняем то, что обещали. Катлина не была крещена – ни при рождении, ни позже, ты не знал этого? А о том, что некрещеные души забирает Потемье, ты тоже не знал? Пока она останется с нами… Но когда Врата будут открыты… Не говори нам, что ты не хочешь встретиться с ней снова… Мы щедры, не правда ли?

– Но не бескорыстны… Так, Повелитель? – Николас, кажется, сумел овладеть собой и говорил теперь спокойно – конечно, настолько, насколько это было возможно.

– Нам нельзя быть бескорыстными. Никому нельзя.

– Я хочу вернуться. Вернуться к ней… И вернуться домой. В Потемье. А чего хочешь ты?

– Лаблак обманул нас, – бесстрастно звучал голос из-под капюшона. – Мы хотим того же, чего и ты. Мы хотим, чтобы ты вернулся домой.

– Ты хочешь, чтоб я открыл Врата! Я нужен тебе. Это так, Повелитель? Мне нужна душа Катлины. И жизнь мальчика. Ты понимаешь, о чем я говорю…

– Нет. Ты получишь только женщину. Маленький паршивец обманул нас. Он украл у нас твою смерть, и теперь она у него. Бойся его.

– Мне ни к чему его бояться. Оставь его в покое. Дай ему жить, как он жил до сих пор.

– Он уже не сможет жить так, как жил раньше. Твоя смерть в его руках, а его смерть – в твоих. Вы еще встретитесь с ним – и тогда постарайся сделать правильный выбор. Здесь мы ничего не можем сделать.

– Что это значит?!

Лицо старика под темным капюшоном зарябило, будто водная гладь от удара. На мгновение Николасу показалось, что перед ним промелькнули тысячи лиц. Он сморгнул – и не смог удержаться от крика. Снова на него смотрела Катлина, только глаза ее были – не ее, а прежние – мутные, сплошь молочного цвета, без зрачков.

– Мы ждем тебя… – умоляюще выговорила она. – Ты придешь к нам, Нико? Ты придешь к нам? Скажи нам, ты придешь? Обещай нам, и мы будем ждать тебя…

– Да! – снова срываясь, закричал Николас. – Да! Да!

Каменный пол вышибло из-под его ног. Комнатные сумерки завихрило, сгущая в полный мрак. Николаса швырнуло куда-то вверх, потом вниз… Потом он оказался посреди частых стеблей ломкой травы, ощутил запах пыли, ночной росы и тепло нагретой за долгий день земли.

Замок высился перед ним на фоне синего неба шагах в ста. Николас сел, протирая глаза. Опустил руки и наткнулся на какой-то предмет рядом с собой.

Ключ.

Ключ в кожаном мешке.

В небе громыхнул громовой раскат. У ног Николаса ворохнулось что-то живое и быстрое. Он вздрогнул, но шорох уже удалялся.

– Крыса, – углядел Николас. – Степная серая крыса… Много крыс…

Трава у замка стала серой. И она, кажется… Николас поднялся и с удивлением понял, что у него еще достаточно сил, чтобы стоять на ногах. Да, трава вокруг замка шевелилась. Сонмы крыс суетились там. Топот множества маленьких лапок и хруст челюстей звучал отголоском грома.

Николас отупело смотрел, как первые язычки пламени замерцали в окнах башен. Как взметнувшийся над крепостной стеной оранжевый язык лизнул небо, сильно потемневшее от столба дыма.

Замок пылал. Метались между раскалившимся камнем вопли боли и ужаса. Крысы с визгом разбегались прочь. Шмыгали между ног Николаса, исчезали в ночной темноте. Меньше чем за минуту не осталось ни одной, но свою работу они выполнили. Трава вокруг замка была выстрижена ровными, изредка пересекающимися полосами. Когда замок превратился в огромный горящий факел, свет которого разметал тьму в клочья, Николас увидел, что полосы четко складываются в пятиугольную звезду, тесно стискивающую замок со всех сторон.

Николас опустился на землю. Лег, глядя в небо, расцвеченное огненными всполохами. Он старался не думать о том обещании, которое дал Катлине.

Катлине?.. Катлине или Ему, Повелителю?..

Повелитель… Из замка, охваченного пламенем, криков больше не было слышно. Зато даже сюда долетал отвратительно-приторный смрад заживо сгоревшей плоти.

Какую чудовищную тварь из какого ужасного мира он вызвал сюда, в мир людей?

Часть четвертая

КЛЮЧНИК

(продолжение)

ГЛАВА 1

Вместе с вечерними сумерками на опустевший Герлемон вновь спустился плотный белесый туман. Он стлался по земле сплошным молочным потоком, тускло поблескивая на извивах едва заметными льдистыми иголочками. Наутро стены пустых башен Императорского дворца будут покрыты, как жирной копотью, серым липким налетом, который исчезнет под солнечными лучами уже к полудню. Но это будет утром.

А пока торчат из молочного клубящегося моря безмолвные башни; темные, мшистые понизу стены, будто гигантские корабли, навек вросли в землю; флюгера на тонких шпилях недвижны, только изредка – в полном безветрии – какой-нибудь из них, свистя железом, вдруг закрутится юлой и, замедляясь, заскрипит пронзительно, будто отчаясь найти верное направление. И остановится.

Янас, чутко прислушиваясь, замер посреди аллеи. Правая рука привычно легла на ясеневую рукоять топорика. Трое рейтаров, сопровождавших мальчика, затаили дыхание. Несколько минут было очень тихо.

– Пошли, – негромко проговорил Янас.

Они двинулись дальше по аллее. Меж кустарника, выстриженного в виде больших шаров. Сейчас, почерневшие и голые, кусты были похожи на громадных мертвых ежей. На ходу Янас тронул пальцем черную веточку. Она сломалась легко и хрустнула так громко, что все четверо поневоле вздрогнули и оглянулись. А стука их сапог по мраморному камню аллеи слышно не было – белесый туман глушил в себе всякий звук.

Настоящим лабиринтом был дворцовый парк. Совсем недавно здесь гремела музыка, на стройных тополях светили бумажные фонарики, на открытых эстрадах танцевали придворные, по аллеям, стуча деревянными башмаками, сновала челядь. А окна дворца горели разноцветными огнями, а на шпилях Золотой, Серебряной и Бронзовой башен развевались государственные флаги, и флаги с фамильным гербом Императора, и флаги с гербом Герлемона, а по стенам шагали стражники с алебардами на плечах, и ветер трепал золотые плюмажи на их шлемах, и каждый час – и днем, и ночью – канонир на сторожевой башне палил из пушки.

Таким Императорский дворец Топорик никогда не видел. Он застал его пустым и безмолвным. Как и сам Герлемон. Но по улицам города, заваленным ломаной мебелью, узлами, разнообразной нехитрой утварью поспешно бежавших горожан – и еще голыми трупами, – бродили мародеры, а во дворце не было никого.

Кроме десятка монахов и жирного перепуганного старика в лохмотьях когда-то богато изукрашенной одежды. Они стояли в открытых дворцовых воротах – кучка оборванных, голодных людей, неумело держащих в руках оружие.