Надежда Орлова - Невесты Тумана (СИ)

В комнату со стопкой белья вошла Глэдис. Увидев хозяйку, она вздрогнула.

— Прошу прощения, миледи… Я думала, тут никого нет…

— Ничего, Глэдис, ничего страшного. Лучше приведи эти платья в порядок.

— Как прикажете, миледи.

На следующий день Глэдис помогла хозяйке одеться и, подавая завтрак, спросила.

— Миледи, платья ваши готовы. Изволите примерить?

После того, как Геби отдала распоряжения насчёт обеда, они прошли в спальню. Там лежали вещи, ждущие свою новую владелицу. Геби выбрала бордовое платье, с золотистой тесьмой по краю. Глэдис помогла его зашнуровать и почтительно отошла.

— Ну, как? — нервно спросила Геби.

— Замечательно! Вам очень идёт!

— Не слишком нарядное, как для повседневного платья? — рассуждала Геби вслух, оглядывая подол и рукава. В этот момент снизу раздался голос мужа:

— Габриэла! Спустись вниз!

Геби улыбнулась: на ловца и зверь бежит. Пусть увидит свою молодую жену во всей её красе! Вспомнив всё, чему успела научить её леди Элессента, Геби приосанилась и величественно выплыла из комнаты. Глэдис молча дивилась резкой перемене облика хозяйки. Потом довольно покачала головой: вот что одежда с людьми делает!

Джон стоял возле перил лестницы, ведущей наверх. Услышав шаги, он поднял голову… и умер.

Так ему, во всяком случае, показалось.

Она стояла, глядя на него с высоты бельэтажа, изящно склонив голову. Свет из окна падал на неё немного сзади, от чего её, слегка растрёпанные, волосы казались светящимся ореолом, который прикрывала полупрозрачная вуаль. Бархат платья переливался на свету из тёмно-бордового в ярко-алый. Затем Геби подхватила подол платья и стала спускаться к нему — словно Богоматерь сходила с небес…

Джон стоял молча. У него перехватило дыхание. Он знал, что Геби симпатичная, что у неё хорошая фигурка… но что она может быть красивой… нет, прекрасной… Он не мог подобрать слов.

И даже забыл, зачем её звал.

А она спустилась вниз, коснулась рукой его груди, потом плеча…

— Габриэла… какая ты…

— Какая?

Джон не стал тратить силы на бессмысленные слова. Он крепко обнял жену.

— Джон… платье помнёшь… — шепнула Геби, понимая, что говорит не то и не так…

— К чёрту платье! — его дыхание стало горячим и прерывистым.

— А что? Это идея! — её руки обвились вокруг его пояса.

— Маленькая развратница… — шепнул он ей на ушко. И, не в силах более сдерживаться, подхватил её на руки и понёс в ближайшую комнату. Хлопнула дверь, щёлкнула задвижка. Из комнаты раздался смех и шаловливый взвизг…

За этой сценой издалека наблюдали Алберт и его жена.

— Покойный милорд себе такого не позволял! — неодобрительно произнёс Алберт.

— Покойный милорд себе и не такое позволял! — ответила Энн, улыбаясь.

Теперь у Геби появились приятные хлопоты!

В деревне она зашла в один дом и так была удивлена вкусной едой, которой угостили её работники, что Геби, недолго думая, взяла мать семейства, Дейзи, в поварихи. Бедная женщина была так счастлива, что теперь за качество еды Геби могла не волноваться. Джон, любивший хорошо поесть, тоже был рад выбору Геби.

Няню для Юджи она выбрала по тому же принципу: одну из старших дочерей в большой семье, где, по её мнению, детишки, не смотря на бедность, сквозившую из всех щелей, были ухоженные и здоровые.

Сам дом тоже требовал хозяйкиных рук. Геби было, где развернуться! Никогда прежде не командуя таким большим количеством слуг, она вдруг поняла, что это очень даже приятно. Но и тяжело — в её распоряжении оказалось почти полторы сотни людей. Только в одном их доме слуг было два десятка, и ей пришлось поднапрячь память, чтоб запомнить по именам всех. К счастью, Энн с первых минут стала ей незаменимой помощницей… и даже подругой, с которой приятно было поболтать «о своём, о женском», без ущерба репутации.

Геби потребовала, чтобы тростник, которым посыпали пол в комнатах, убрали раз и навсегда. Теперь мелкие насекомые не будут там кишеть и кусать за ноги, а у людей, сидящих за столом, должно хватить совести не плевать на чистый пол.

Гавкучие, блохастые и совершенно невоспитанные охотничьи собаки тоже были выдворены из комнат: не зима, во дворе побегают, зимой же и на конюшне поспят! А лучше будет посоветовать Джону сразу пристроить к будущей конюшне небольшую псарню…

В доме оказалось множество изящных вещей из серебра и камня. Несколько дорогих подсвечников, в которые вставлялись большие восковые свечи. Гобелены, скрученные в рулоны и лежавшие в завалах одной из комнат, были почищены, кое-где заштопаны и прибиты к стенам. Служанки мыли, чистили, стирали, убирали, вытирали, протирали…

Джон не узнавал дом. Алберт, сидя вечером в людской, выслушивал восторги челяди и с не меньшим удовольствием пересказывал их хозяину:

— Те, что помоложе, жалуются, что устают. Они привыкли ничего не делать. А вот те, что постарше, которые ещё прежнюю хозяйку, матушку вашу застали, так те говорят, что порядки нынче, что и при ней были. Но вы уж простите, милорд, да только до прежнего порядку ещё далеко.

— Расскажи моей жене, как было прежде. Я хочу, чтоб дом моего отца был таким же, каким я его ещё помню…

В одном сарайчике неизвестного предназначения Геби разложила свои травы, настойки и снадобья. Поинтересовавшись у Алберта, кто занимался лечением людей, она была поражена испуганным ответом:

— Да никто…

— Ну, а повитуха здесь есть?!

— Да вроде была…

— Та-ак… — Геби упёрла «руки в боки». — А надумаю я рожать, кто будет принимать роды, плотник, что ли?!

На следующий же день повитуха была в доме. Геби порасспросила её, и с облегчением поняла, что женщина не только принимает роды, но и лечит несерьёзные болячки. Ну, хоть это хорошо…

Священник был в полуобморочном состоянии, когда хозяйка дома пришла к нему и предложила временно освободить церквушку… для ремонта.

— …много сделать пока не сможем, святой отец… но стены побелят, алтарь и мебель обновят… Я нашла в деревне замечательного плотника! Он согласился к Рождеству вырезать из дерева Святое Семейство!..

Алберт тоже был в тихом шоке от своей новой хозяйки. Иногда у него складывалось мнение, что она могла появляться в разных местах одновременно. Только что он видел в окно, как она входила в церковь, потом о чём-то спорила с работниками на церковном дворе, и вот её голос слышен из кухни, под смех кухарок.

Сам же Алберт имел неприятную возможность испробовать на себе не только её способность следить за всем происходящим, но и силу её руки. Она застала его в курятнике за тайным сбором яиц, подошла, залепила ему пощёчину и презрительным тоном процедила: «Пшёл вон!». Бедный Алберт прижал руку к горящей щеке и бочком, бочком ретировался. Впрочем, заполучить пощечину, наедине, не считая нескольких наседок, было не самым худшим. Другой хозяин выпорол бы его до полусмерти, да ещё и во дворе, при всех работниках, чтоб другим воровать хозяйское добро неповадно было. После этого случая Алберт стал Габриэле просто по-собачьи предан — она никому, ни единым словечком, не обмолвилась о случае в курятнике.