Оксана Демченко - Мир в подарок

— Но я отговорил ее от такого безобразного наряда! Яниза, выслушай опытного человека. Во дворце неприлично ходить без украшений, ну никак. Пришлось спасать престиж князя и срочно подобрать на свой вкус. Восхитительным арагни так идет бирюза в серебре! Вот эта.

Голубые глаза удивленно раскрылись. Первый капитан, воспользовавшись мгновением замешательства, одним движением фокусника извлек сверток, раскрыл, защелкнул на тонком запястье широкий браслет и уронил на средний палец перстень. Эмис хищно вцепилась в длинные серьги. Изучила, бесцеремонно вдела в уши окончательно ошарашенной жертвы. Кажется, происходящее все более нравилось бывшей невесте княжича, на глазах оживляя ее и раскрепощая. Яниза, красивая и экзотическая телохранительница князя, главная сегодняшняя сплетня столицы, заслуживала внимания. Князь весьма мудро передал ее на попечение Эмис, рассчитывая, что знатная госпожа вспомнит свою прежнюю привычку знать все о моде и быть модной.

Одевать такую куклу — отменная игра, новая и совсем не злая. Можно и по лавкам походить, и от прошлого отвлечься, скрашивая ужас вчерашней ночи для той, кто пережил не меньше самой Эмис…

— Вещицы очень редкие и дорогие. Хотя на другой я их и представить не могу.

Хороша-а… Мар, а ведь ты влюблен, — улыбнулась попечительница. Стукнула шутливо по руке арагни, попытавшейся снять браслет, но не сладившей с незнакомым замком. — Не глупи. Мар никогда не просит благодарности за свои подарки. Вот только обычно девушки сами бегают за ним и дарят, дарят… Я вот тоже бегала.

— Эмис, надеюсь, это воспоминание не из мрачных? — обеспокоено уточнил капитан.

— Нет. Хотя… в качестве мести пойдешь с нами. Мне будет полезен твой безнадежно льстивый треп.

— Как можно, ни капли лести, златовласая…

— Идем. Дом я выбирать не стану, свой девать некуда. Люди тоже найдутся, девушек заберут и без нас, я распоряжусь. Потому сегодня мы займемся вплотную внешним видом Янизы. Такая бирюза ко многому обязывает.

Ближе к вечеру Лемар оставил дам, сославшись на занятость. Он выглядел огорченным, арагни упорно не желала общаться с ним, равнодушно взирая на все попытки капитана быть интересным и охотно поддерживала беседу со своей попечительницей. Проводив гвардейца взглядом, Эмис набросилась на девушку.

— Ну что тебе, слова доброго для человека жаль?

— Нет.

— Не-е-ет, — передразнила белокурая. — Не обижай его, слышишь? Мар очень хороший человек. И очень несчастный, а тебе он, между прочим, подарил бирюзу своей матушки, я-то знаю. Северная бирюза, таирские сапфиры… Да на один этот перстень нетрудно особняк купить. Могла бы хоть спасибо сказать.

— Рабыне — в первый день знакомства? — Яниза удивленно рассмеялась. — Я выросла среди мужчин, у Юлла… моего отца, одна из двух на всю степь знаменитых школ боя. Они вечно ходили, домогались, дарили, просили. Так утомительно. Приходилось лупить всех без разбора. Но чтобы мамины вещи дарить в день знакомства? Такого точно не припомню.

— Значит, решала только ты, бить или ласкать? — чувствительно толкнула арагни в бок любопытная Эмис. — С папашей по тону все поняла, а мама?

— Ма ушла рано, тогда я еще была ребенком. А ему, ты права, казалось важно, чтобы я не уронила воинскую честь. Он не слишком ценил женщин, которые созданы для устройства быта и продолжения рода воинов. А меня вовсе ставил гораздо ниже братьев, рожденных от первой жены. Так, прислуга бессловесная.

— Не увиливай! — рассердилась Эмис. — Я спросила, ты хоть кому-то не отказала?

— Позапрошлой весной у нас совсем не было воды, — невыразительным тоном ответила Яниза, глядя на свой новый перстень. — Сын старейшины крупного рода южных илла, которому по зиме я основательно пересчитала ребра, узнал о беде и привел десять верблюдов. Так и отдал, с полными бурдюками и знаком Карна на право брать воду до осени. В оплату велел Юллу привести меня в шатер… За сговорчивость великий Юлл, которому тоже надо пить, пообещал признать Янизу дочерью, это казалось тогда очень важным. Маму он всегда называл служанкой, а меня до того дня — только гризз, то есть ничей ребенок. Все, что случилось в шатре, я не хочу повторять по своей воле. Гораздо приятнее этого илла бить, чем ласкать.

— Он тебя продал, — брезгливо процедила Эмис.

— Наверное, можно и так сказать, особенно вдали от степи. Тогда я думала иначе.

Все малыши, приводимые в ученики — от четырех лет и до семи — уже давно на моем попечении. Юлл не любил возиться, как он говорил, с неумехами визгливыми.

Некоторые так иссохли, бредили, казались вовсе плохи. Жажда страшнее пытки, да еще когда дети… Они у меня были такие славные, их даже Юлл уже не испортит. — Яниза наконец перевела взгляд с перстня на собеседницу. — Я сразу согласилась, и еще спасибо тому свину разжиревшему сказала. В моем родном краю толстые люди — редкость, а он был уже очень тучным в свои неполные тридцать. Есть такие поселения, там живут не лучше, чем здесь: презирают законы степи, рабов держат.

И соседей со свету сживают, чтоб их детьми за воду заплатить. Не все рождаются сильными и щедрыми, чтоб девчонке безродной свои постыдные синяки простить. Он мне за прежнее отомстил, но ведь и спас тоже, и моих мальчишек… Потом приезжал снова, чтоб в свой род увезти, вроде бы даже женой. Выторговывал, как лошадь породистую. Юлл не отдал, я так обрадовалась, думала — мы семья, а выходит, просто нашлись и побогаче купцы.

— Чего же тогда стоило признание дочерью? Обман?

— Не скажи. Он здорово поднял цену, дочь Юлла стоит много дороже ничтожной гризз, она интересна даже самой княжне Карна и ее брату, — грустно закончила голубоглазая, вздохнула. — Ну, и отчего капитан несчастный? Выглядит очень веселым, даже слишком.

— Он последний из славного старинного рода, правда, небогатого. Его отец обвинил жену в измене, пошел в храм к окаянным, и бедняжку прокляли.

— Что это значит?

— Матери окаянные отмеряли жизни до рождения ребенка. А тому — до двадцати пяти.

Он всегда знал, хотя обычно от детей такое скрывают. Знал, и жил, словно ничего не определено.

— И вылечить что — никак?

— Нет, князь советовался со всеми, даже к сестре ненавистной ходил. И я ходила, я ведь с ее братом была обвенчана. Сами окаянные едва ли могут снять проклятие, сохранив носителю жизнь и рассудок, — бывшая невеста Катан-го судорожно вздохнула. — Госпожа Аймис умерла родами. Потом люди Риннарха, тогда еще старшего княжича, выяснили, что мерзавец хотел таким образом получить наследный титул. Его казнили. Мальчик остался совершенно никому ненужным, жил впроголодь, волчонком диким, его по доброте приютила жена нашего Риннарха. Марну спалили окаянные, а наследник выжил только благодаря Лемару. С тех пор руки у капитана остались сожженные, кожа такая пятнистая, лоснящаяся.