Александр Прозоров - Земля Мертвых

— Отпусти, — зашипел «барин». Воин, потирая руку, поднялся на ноги. — А ну, еще раз.

Теперь он попытался Погожина уколоть, но милиционер по всем правилам пропустил его перед собой, захватил вооруженную руку, прижав ее к груди, опять провернулся всем телом, выкручивая конечность воину за спину и уложил того мордой в траву.

— Еще! — потребовал ратник, поднявшись на ноги.

— Давай, — Станислав почувствовал воодушевление. — Вот он я, бери меня.

Однако фокус больше не прошел: воин не позволял сблизиться с собой на близкую дистанцию, моментально отступая и уворачиваясь. Кольчужная сетка и стальные пластины сверкали на солнце, словно змеиная кожа, обтекая гибкое тело подобно драконьей чешуе. Пару минут Погожину удавалось парировать деревянной палкой удары клинка и даже пытаться проводить атаки, но в конце концов «барин» не только ушел от захвата, но и ощутимо приложил его клинком в бок, после чего окончательно успокоился.

— Согласен, — кивнул он, вкладывая саблю в ножны. — Сразу не убьют, выживешь. Но есть еще одно.

Зализа кивнул в сторону татя, которого засечники выволокли на улицу и поставили в жнивье на колени.

— На разбое попался? — спросил опричник.

— На разбое, — с готовностью подтвердила Матрена.

— Ну, а раз так, — подобрал Зализа меч и протянул его Погожину. — Зарежь его.

— А почему я? — не понял милиционер.

— Ты хочешь стать воином, — развел руками опричник. — А воин обязан преступать заветы Божии и убивать врагов земли нашей. Покажи, что ты способен ради долга воинского преступить запрет Господа на пролитие крови.

— Но ведь он всего лишь вор, — попытался объяснить Погожин. — Вор должен сидеть в тюрьме. Ну, там, три года, четыре. Сколько суд решит,

— Четыре года? — поразился опричник. — Целых четыре года? А кто его все это время кормить станет? Ты? Или Матрена? А потом что? На свободу станишника отпускать? Пусть опять грабит? Не-ет, такое только в престольной придумать могут. Живут они там богато, государь милостив. Это они могут за кражу руку или ногу отрубить, а потом отпустить. А у нас разговор простой: сук и пеньковая веревка.

— Я согласен стать воином, а не палачом. Одно дело в бою врага убивать, и другое — безоружного зарезать.

— На болоте твоим врагом был дед Агарий, — холодно напомнил Зализа. — И ты его даже не поранил, хотя чрез это погибнуть мог. Если ты всегда милуешь татей и ворогов, то мне такие ратники не нужны!

Ответ прозвучат твердо и недвусмысленно. Станислав взял меч, шагнул к молча ожидающему смерти бандиту. Матрена осенила себя крестом и отвернулась. Милиционер прижал клинок к горлу преступника, и… И… И… Не мог он просто взять, и резануть по горлу живого человека, как какой-нибудь чеченец! Просто не мог, и все!

— Матрена, веревку принеси, — прозвучал за спиной спокойный голос, подводящий итог экзамену.

Погожин вздрогнул, снова прижал клинок к горлу смертника… Одно усилие, одно движение, один рывок… Неожиданно Станислав уронил меч, быстрым движением расстегнул кобуру, вынул пистолет, передернул затвор, вскинул оружие и просто и без прикрас нажал на спусковой крючок.

Бездушный механизм смерти сработал без осечек: хлопнул выстрел — тать резко дернулся и повалился на бок, а милиционер небрежно отбросил в сторону ставший совершенно бесполезным «Макаров».

Однако засечники тут же кинулись в жнивье и отыскали странную металлическую игрушку.

— Что это, Нислав? Пищаль?

— Пистолет, — Погожин устало опустился на землю.

— Такой маленький?

— К нему специальные патроны нужны, а их нет, — тихо сказал милиционер. — Можно выбрасывать…

— Зачем? — Зализа подошел ближе и постучал пистолетом ему по плечу. — Отдай кузнецу, он тебе из него хороший топор выкует. Или нож. Странный ты воин, но я, кажется, знаю, что за оружие тебе нужно. Посмотрим, каков ты в деле. Матрена! — поворотился он к женщине. — Прокормишь мужика?

— Да как же одна, барин?! — взмолилась баба.

— Не хнычь, — повысил голос опричник. — Два года одна тянешь, и ничего. А тут я тебе недоимки прощу, мужику твоему двух коней дам, чтобы на смотры выезжал. И помогать он тебе станет, когда не при службе… Или вовсе забрать?

Матрена набычилась, и ничего не ответила.

— Ладно, — рассмеялся Зализа, — поможем тебе хозяйство поднять. Мужик твой пусть поправляется, раз увечный, но послезавтра к полудню собирай, с собой в Копорье заберу. Нужен.

Опричник посмотрел на потерянно сидящего рядом с расстрелянным татем Нислава, но его состояние, похоже, вполне удовлетворило опричника. Он легко поднялся в седло, поймал за повод заводного коня и помчался по пыльной тропе. Спустя несколько мгновений двое других засечников последовали за ним.

Усадьба выглядела в точности так, как ее оставили уходящие в крепость стрельцы: пролом в стене, закрытые ворота, выломанные двери дома. Пара подворников бесцельно слонялись от забора к забору, не зная, к чему приложить руки, из сарайчика обиженно хрюками свиньи, доносилось голодное мычание коров.

— Ярыга! — громко позвал Зализа единственного человека, который точно никуда не мог деться. — Куда пропал?

Харитоновский человек высунулся из опустевшей конюшни, увидел опричника и торопливо потрусил навстречу:

— С чем приехали Семен Прокофьевич? — подобострастно поинтересовался он.

— А ты думал, усадьбу крамольную без присмотра оставим? — спрыгнул на землю Зализа. — Чтобы тут новое гнездо колдовское завелось? А пошто тын никто не поправил? Али людишек не стало?

— Так, — понизил голос ярыга, — бают, сожгут усадьбу со всеми вместе. Как опричники с Москвы прискачут, так и сожгут. Девки, почитай, все по деревням разбежались, подворники тоже. Остались только Аким с Тимуром, они из Замежья, им тикать ближе.

— Почему коровы не на пастбище? А свиньи почему орут голодные? — продолжал отчитывать ярыгу опричник. — Ты хоть знаешь, что поместья изменников государю под руку отходят? И убыток вы творите самому царю Ивану Васильевичу.

— Так я… — развел руками ярыга.

— Грамоте обучен?

— Да, барин.

— Беглых подворников перепиши и всем начет поставь за нерадение, — четко распорядился опричник. — Скотину немедля накормить, на свежую траву выпустить. Тын чтобы к завтрашнему вечеру выправили… А пощто ты на левый бок кривишься?

— Ранили меня, Семен Прокофьевич, когда вы усадьбу воевать изволили, — признался смерд.

«Вот и бунтовщик выявился, — недовольно подумал Зализа. — Хотя этого карать не за что: барина защищал».