Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская
— И влетело же тебе от господина… — прошептала Норико.
— Нет, — спокойно ответил Бэнкей. — Он же все знал. А теперь посуди сама — могу ли я желать тебе зла, когда ты так похожа на ту девушку?
— Не можешь, — уверенно сказала Норико. — А ты написал об этом стихи?
Монах уставился на девушку, как на привидение.
— Какие еще стихи? — изумился он.
— Знаешь, почтенный наставник, оказывается, по всякому случаю нужно писать стихи, — сообщила Норико и вздохнула. — Я сама это только здесь, во дворце, узнала. Ведь если так делает государь — значит, и нам тоже надо?
— Может, и надо, да только я за всю жизнь двух строчек не сложил, — признался Бэнкей. — Не мужское это дело.
И, вспомнив, что монаху не положено смотреть на женщин, он решительно отвернулся.
— А они тут пишут, пишут, сколько бумаги изводят! — пожаловалась Норико. — Только и знай — подавай им тушечницу, растирай тушь, бегай за веткой, чтобы привязать к ней послание! А сколько одежд они тут посланцам дарят! Принесет такой бездельник даме письмо от поклонника а она ему на радостях дарит красивое женское платье! Ну, зачем этому бездельнику женское платье? Чтобы пропить в городском кабаке? А он перекидывает платье через плечо и уходит довольный!
— Это от безделья, — уверенно сказал монах. — Ну так как же, узнаю я, что ты хотела мне сообщить ночью на постоялом дворе?
— Сперва скажи, кто убил гадальщика, — потребовала девушка.
Она, пока Бэнкей рассказывал свою историю, придвигалась к нему все ближе. Теперь девушка вскочила с настила и стояла вплотную у него за спиной. По взволнованному голосу Бэнкей понял — теперь девушка поверит той страшной правде, которую он сообщит.
— Гадальщик был нечистью, которая называется Рокуро-Куби, — мрачно ответил Бэнкей. — Погиб он потому, что на нем лежало такое заклятие. Если тело Рокуро-Куби сдвинуть с места, пока голова летает и жрет человечину, то с рассветом это чудище погибает. Если признаться честно, то я сдвинул его поганое тело. Но плохо другое — их там, в заброшенной усадьбе было пятеро. Пятеро людоедов, Норико! С одним я справился. Четверо приехали в Хэйан вместе с молодыми господами Фудзивара и Минамото.
— Тот старик, которого я видела из носилок? — удивилась девушка.
— Старик, молодой человек и женщина. Может быть, ты видела женщину и можешь узнать ее в лицо?
— Нет, благочестивый наставник, — девушка опять легко пустила в ход привычное обращение. — Видимо, она села в свою повозку уже после того, как меня усадили в носилки с госпожой кошкой. Однако как это печально…
— Еще бы не печально… — проворчал монах. — Эта нечисть орудует теперь в Хэйане, и не добралась бы она до государева дворца! Ведь голове ничего не стоит перелететь через ограду!
— Я о другом… Как печально, что ты не женился на той девушке, сказала Норико. — Ты ведь так любил ту девушку…
— При чем тут она?.. Это все было давно, и больше я ни о каких женщинах не помышлял…
— Больше ты ни о каких женщинах не помышлял… — повторил певучий голос.
Что-то в нем показалось Бэнкею странным.
Монах резко обернулся — и не узнал Норико.
Вроде бы только что перед ним стояла звонкоголосая круглолицая девушка в простом и опрятном, как положено дворцовой служанке, платье. Но лицо налилось испускающей свет белизной, черты его стали тоньше, нежные губы приоткрылись и тянулись к монаху. Это была Норико — и все же уже не Норико.
Юность этой женщины давно кончилась, ушла вместе с наивной прелестью полудетского лица. Она была сейчас такова, какой мечтает увидеть себя в зеркале любая из женщин, и в тринадцать лет, и в шестьдесят.
И не лунный же свет набросил на плечи красавицы несколько одеяний из прозрачного шелка едва уловимого весеннего цвета — цвета ивы, и не игра же теней вывела на китайской накидке, небрежно спущенной с плеч, легчайший узор!
Поверх невесомого шелка струились черные, как смоль, волосы, ниспадая до земли. С боков они были подобраны, открывая нежные щеки.
Главное же — на руках у красавицы не было более госпожи кошки! И нигде поблизости ее тоже не было.
— Норико? — изумленно спросил монах.
— Ах, как ты любил эту девушку, как ты ее любил… — повторяла красавица, протягивая к нему изумительной красоты руки.
И вдруг ее глаза широко распахнулись.
Бэнкей, проследив взгляд, резко повернулся — и увидел на краю крыши дворца Токадэн, возле украшающей угол кровли лепной рожи демона с разинутой пастью, черный шар.
Два злобных глаза сверкали из-под грязной повязки. Давно не стриженые волосы, которые повязка обжала на висках, торчали вверх, как метла. Рот растянулся до ушей, и Бэнкей явственно увидел, как блестят острые зубы…
Первым делом он прикрыл собой красавицу, особо не размышляя, кто это — Норико или оборотень. Посох его был далеко.
Страшная голова Рокуро-Куби не приближалась. Она только смотрела издали, очевидно, изучая обстановку.
Бэнкей соединил на груди руки. Нельзя было закрывать глаза — а ему так нужна была беспросветная тьма, чтобы в ней засветился и обдал жаром Пылающий меч Фудо-ме! Вдруг Бэнкей ощутил идущий сзади легкий холодок. Как будто две осторожные руки легли ему на плечи — и в плечах проснулась сила. Призрачные руки соскользнули до локтей.
Он понял — это поделился с ним своей жизненной силой оборотень.
Рокуро-Куби не двигался с места. Потом он медленно поднялся, проплыл над дорогой зеленой черепицей и перевалил за гребень крыши.
— Он следил за нами, — негромко сказал Бэнкей. — Он просто следил. Но теперь это чудовище знает, что мы встретились, и понимает, что мы говорили о Рокуро-Куби. И оно видело твое лицо… Если мы вдвоем обратимся к любому из чиновников государственного совета, вплоть до самого Левого министра, и расскажем о ночлеге в заброшенной усадьбе, нам поверят! Рокуро-Куби постараются уничтожить нас. Тебе ни в коем случае нельзя оставаться наедине. Постоянно будь среди людей! Как можно меньше выходи из дворца!
— О чем ты
