Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

— Прогресс, — проговорил он торжественно, — будет освещать мрак, ибо для того прогресс и существует, как, к примеру, жопа для… сранья. Будет все светлей, все меньше мы будем бояться темноты и притаившегося в ней Зла. Придет, быть может, и такой день, когда мы вообще перестанем верить, что в этой темноте что–то затаилось. Будем высмеивать такие страхи. Называть их ребячеством. Стыдиться их! Но всегда, всегда будет существовать тьма. И всегда в темноте будет Зло, всегда в темноте будут клыки и когти, убийство и кровь. И всегда будут необходимы ведьмаки.

Они сидели задумчивые и молчаливые, погруженные в мысли так глубоко, что не обратили внимания на неожиданно усилившийся шум и гомон города, гневный, зловещий, набирающий силу, как гудение растревоженных ос.

Почти не заметили, как по тихому и пустынному приозерному бульвару пронеслась одна фигура, вторая, третья.

В тот момент, когда над городом взвился рев, двери корчмы «У Вирсинга» с треском распахнулись и внутрь влетел молодой краснолюд, весь красный от усилия и с трудом хватающий воздух.

— В чем дело? — поднял голову Ярпен Зигрин. Краснолюд, все еще не в силах набрать воздуха, указал рукой в сторону городского центра. Глаза у него были дикие.

— Вдохни поглубже, — посоветовал Золтан Хивай. — И говори, в чем дело?

Впоследствии говорили, что трагические события в Ривии были явлением совершенно случайным, что это была реакция спонтанная, внезапная вспышка праведного гнева, которую невозможно было предвидеть, порожденная взаимной враждебностью и взаимным нерасположением людей, краснолюдов и эльфов. Говорили, что не люди, а краснолюды напали первыми, что агрессия началась с их стороны. Что краснолюдский перекупщик оскорбил молодую дворянку, Надю Эспозито, послевоенную сироту, что применил к ней силу. Когда же на защиту дворянки кинулись ее друзья, краснолюд–де, скликал своих соплеменников. Началась потасовка, потом драка мгновенно охватила весь базар. Драка, а затем битва переродились в бойню, в массированное нападение людей на занимаемую нелюдьми часть пригорода в районе Вязово. За неполный час — с момента бойни на базаре и до вмешательства магов — погибли сто восемьдесят четыре жителя, причем половину жертв составляли женщины и дети.

Аналогичную версию случившегося приводит в своей работе профессор Эммерих Готтшальк из Оксенфурта.

Но были и такие, которые утверждали совсем другое. Какая уж тут спонтанность, какая уж тут неожиданная и непредвиденная вспышка, вопрошали они, если за несколько минут до событий на базаре на улицах появились телеги, с которых людям принялись раздавать оружие? Какой уж тут внезапный и праведный гнев, если фюрерами толпы, самыми заметными и активными во время резни были люди, которых никто ранее не знал и которые прибыли в Ривию неведомо откуда лишь за несколько дней до событий? А потом исчезли неведомо куда… Почему армия вмешалась так поздно? И вначале так вяло?

Другие ученые пытались отыскать в ривских событиях след нильфгаардской провокации, а были и такие, которые утверждали, будто все это устроили сами краснолюды на пару с эльфами. Что сами нарочно поубивали друг друга, чтобы очернить людей.

Среди голосов серьезных ученых совершенно затерялась весьма смелая теория некоего молодого и эксцентричного магистра, который — пока его не утихомирили — утверждал, будто события в Ривии были следствием не заговоров и не деятельности тайных сообществ, а обычнейших и весьма распространенных свойств местного населения: темноты, ксенофобии, хамской жестокости и глубочайшего скотства.

А потом история надоела всем, и о ней вообще перестали говорить.

— В подвал! — повторил ведьмак, беспокойно прислушиваясь к быстро приближающемуся реву и крикам толпы. — Краснолюды — в подвал. К черту ваше дурацкое геройство!

— Ведьмак! — охнул Золтан, сжимая топорище. — Я не могу… Там погибают мои братья…

— В подвал! Подумай об Эвдоре Брекекекс. Хочешь, чтобы она овдовела еще до свадьбы?

Аргумент подействовал. Краснолюды спустились в подвал. Геральт и Лютик прикрыли вход соломенной рогожкой. Вирсинг, обычно бледный, теперь был белый. Как сметана.

— Я видел погром в Мариборе, — выдохнул он, глядя на вход в подвал. — Если их там найдут…

— Отправляйся на кухню.

Лютик тоже был бледен. Геральт не очень этому удивлялся. В нечленораздельном и монотонном до того реве, доходившем до них, зазвучали отдельные ноты. Такие, при звуке которых волосы вставали дыбом.

— Геральт, — простонал поэт. — Я немного похож на эльфа…

— Не будь идиотом.

Над крышами расцвели клубы дыма. А с улочки вылетели беглецы. Краснолюды. Обоего полу.

Двое, не раздумывая, прыгнули в озеро и поплыли, резко буравя воду, прямо на плес. Остальные разбежались. Часть свернула к корчме.

Из улицы выперла толпа. Она бежала быстрее краснолюдов. Эту гонку выигрывала жажда убийства.

Крики убиваемых сверлили уши, зазвенели цветные стекла в окнах корчмы. Геральт почувствовал, как у него начинают дрожать руки.

Одного краснолюда буквально разорвали на части. Другого, поваленного на землю, за несколько секунд превратили в кровавое месиво. Женщину закололи вилами и пиками, ребенка, которого она защищала до конца, просто растоптали, раздавили ударами каблуков.

Трое — краснолюд и две женщины — бежали прямо к корчме. За ними гналась ревущая толпа.

Геральт глубоко вздохнул. Поднялся. Встал. Чувствуя на себе полные ужаса взгляды Лютика и Вирсинга, снял с полки над камином сигилль, меч, выкованный в Махакаме, в кузнице самого Рундурина.

— Геральт… — душераздирающе застонал поэт.

— Ладно, — сказал ведьмак, направляясь к выходу. — Но это последний раз! Пусть меня удар хватит, это действительно будет последний раз!

Он вышел на крыльцо, а с крыльца уже прыгнул, быстрым взмахом рассек надвое верзилу в одежде каменщика, замахнувшегося на женщину кельмой. Следующему отсек руку, вцепившуюся в волосы другой женщины. Топчущих поверженного на землю краснолюда разделал двумя резкими косыми ударами.

И пошел в толпу. Быстро, извиваясь в полуоборотах. Рубил специально широко, на первый взгляд беспорядочно, зная, что такие удары бывают особенно кровавыми и более зрелищными. Он не хотел убивать. Хотел только как следует покалечить.

— Эльф! Эльф! — раздался дикий голос из толпы. — Убить эльфа!

«Какое преувеличение, — подумал он. — Лютик еще, может, и сойдет, но я не похож на эльфа, как ни крути».

Он высмотрел того, который кричал, кажется, солдата, потому что тот был в бригантине[134] и высоких сапогах. Ввернулся в толпу угрем. Солдат заслонился древком копья, которое держал обеими руками. Геральт прошелся мечом вдоль древка, отрубив солдату пальцы. Закружился, очередным широким ударом вызвав крик боли и фонтаны крови.