Ксения Медведевич - Ястреб халифа

— Устал, наверное, раскатывать город по камешку, — вдруг неожиданно для себя добавил командующий Правой гвардией.

Он не хотел признаваться в этом — в конце концов, Хасан ибн Ахмад взял на копье немало городов и много раз пировал в захваченных крепостях, заставляя себе прислуживать вдов и дочерей побежденных, — но осада и гибель Альмерийа оставили у него какой-то… неправильный?.. пожалуй, да, неправильный привкус.

Да, мятеж необходимо было подавить. Казнь бунтовщиков у рва тоже не показалась ему чем-то из ряда вон выходящим — это был не первый День Рва, который знала аш-Шарийа. Но зрелище терзаемых стервятниками непогребенных тел и груды обгоревших камней на месте гордой аль-кассабы, жемчужины замков ар-Русафа, — вот это уже было чересчур.

Но что поделаешь: нерегиль при упоминании нарушившего клятвы города начинал беситься так, что никто не посмел ослушаться его приказов. Даже зная, что командующий сразу после штурма уснул и теперь спит и ничего не видит и не слышит, они все сделали по его слову.

«Насосался ашшаритской крови, теперь глаза продрать не может, упырь эдакий». Хасан подумал так — и сам испугался. Самийа умел читать мысли — это было истинной правдой. А вдруг он слышит его, Хасана, и во сне?

Халиф аш-Шарийа, стоявший над своим погруженным в сон командующим, испытывал схожие чувства. Впрочем, вздохнул про себя Аммар, после такой расправы охотников присягать на верность, а потом отступать от присяги сильно убавится, это как пить дать.

— Яхья?..

Старый астроном присел над свернувшимся под плотной тканью щуплым тоненьким телом. Положил палец на бьющуюся на шее жилку и прислушался к пульсу. Покачал головой, посмотрел на Хасана и остальных каидов и тихо спросил:

— Вы ему воды давали?

Военачальники переглянулись. Им хотелось сказать, что к сумеречнику после истории с воротами подойти боялись — не то что раскрыть ему рот и залить туда воды.

— Дайте сюда кувшин, — приказал Яхья ибн Саид.

Получив медный шамахинский кувшин, он попросил военачальников покинуть шатер. Аммар сел на ковер в изголовье спящего Тарика и стал наблюдать за действиями астролога.

А тот перевернул самийа с бока на спину, подложил ему ладонь под затылок и приподнял тяжелую голову с посеревшими от пыли волосами.

— Мне понадобится твоя помощь, о мой халиф, — обратился он к Аммару, кивая на кувшин с водой.

И, надавив пальцами в основании челюсти, раскрыл самийа рот. Аммар наклонил кувшин, засунул длинный носик между высохших губ и стал осторожно, по капельке вливать в нерегиля воду. Тот, как ни странно, глотал ее, не выплевывая и не кашляя. Впрочем, глаза самийа оставались закрытыми. Затем Яхья смочил в воде край своего пояса и обтер нерегилю лицо. И вздохнул:

— Он, конечно, не человек, но мы не должны забывать, что он тоже живой. Они его чуть не уморили. Если… когда-нибудь потом… он снова уснет так надолго, помни, о сын Амира, — ему нужно давать пить. Понемногу, но чем чаще, чем лучше. Поставить солнечные часы и поручить невольнику вот так вливать ему воду в губы.

Яхье уже давно перевалило за шестьдесят, и в последнее время он неважно себя чувствовал. Старика донимали боли в суставах и в спине, да и зрение оставляло желать лучшего — астроном все чаще просил ученика или невольника почитать ему вслух, чтобы не разбирать завитки вязи в книгах и бумагах.

Затем он свернул джуббу и подложил нерегилю под голову. Потом ослабил его кожаный пояс. И принялся развязывать тесемки на вороте рубахи. Оттянув воротник, Яхья посмотрел под него и нахмурился. Аммар нагнулся, чтобы поглядеть самому, и охнул: на горле самийа, прямо над ямкой между ключицами, отпечаталась кровавая узкая полоска — словно от тонкого тугого шнура. Но каким-то странным, нездешним чувством Аммар угадал, что шнурок или тетива тут ни при чем. Красный оттиск на шее Тарика заставил его содрогнуться от необъяснимого отвращения, замешанного на страхе перед потусторонним.

— Что это? — у него аж мурашки по спине забегали.

Яхья лишь печально покачал головой. И взял в руки левую ладонь сумеречника, осторожно развернув ее к свету. Аммару не хотелось смотреть, но он глянул: на ладони вспухли две какие-то странные, отвратительные, воспаленного вида царапины. Они крест-накрест располосовывали кожу нерегиля: одна шла от запястья к пальцам, вторая — вдоль линии жизни. Астролог осторожно надавил на бугорки под длинными расслабленными пальцами самийа — и в сочащихся сукровицей бороздках выступили капли крови. Яхья снова покачал головой и осторожно уложил бессильную руку вдоль тела.

— Что это? — превозмогая отвращение, снова поинтересовался Аммар.

— Когда нерегильскому ребенку делают его волшебный камень, мириль, ладонь надрезают вдоль этих линий. Так, из крови и силы, рождается кристалл, помогающий им освобождать текущие в их телах энергии.

— Но у него же больше нет камня? — удивился Аммар.

— Это-то и плохо, — вздохнул астролог. — Боюсь, о мой халиф, что сейчас ему… худо. Очень худо.

— А… это… на шее?

Яхья задумался. Наконец, он ответил:

— Оно-то меня и волнует больше всего. Я думаю, о мой повелитель, что самийа терзает некий род безумия. Он мечется, совершает страшные поступки, от этого страдает еще больше, боль усиливается, от боли у него смеркается в голове, и он совершает вещи страшнее прежних — и так снова и снова, по новому кругу, его кружит между болью и ненавистью.

— Это то, о чем говорил тот аураннский маг, Илве? Мы отобрали у него камень, и он повредился в уме?

— И это тоже, — расстроено ответил Яхья. — Но мне кажется, что более всего нерегиль мучается от того, что он и хотел бы прекратить безумствовать — но у него не выходит.

— Что же делать? — в Аммаре заговорило нечто вроде сочувствия к пойманному в ловушку собственной природы свирепому существу.

Но он решил не поддаваться на уловки человечности — истории с масджид Куртубы ему хватило с лихвой, чтобы больше не обманываться насчет нерегиля.

— Хорошо бы дать ему передышку, о мой халиф.

— Передышку?..

— Удалить на время от кровопролития. Ему нужно успокоиться и примириться с собой.

— Удалить от кровопролития? Ты шутишь? Да нам его отдали как раз для этого — чтобы он сражался по моему приказу!

Старый астролог молчал, опустив голову. Аммар вздохнул, подумал и ответил:

— Хорошо. Пусть разберется с Исбильей, а потом я велю отвезти его куда-нибудь в горы — пусть передохнет и остынет от боев, раз уж ему так кружит голову запах крови.

Исбилья,