Дэйв Дункан - Обретение мудрости

— Однако в данном случае, — сказал Ннанджи, — Она перенесла вас. Она доставила вас в Аус, к той каменоломне. Вы тащили за собой якорь; вы проделали очень долгий путь — необычное проявление воли Ее Руки. Богиня сама вынесла приговор. Ваше наказание — помогать лорду Шонсу. Ни один воин или жрец не вправе вмешиваться, когда становится известной Ее воля. Подобное случилось с нами в Ханне. Она сама вынесла приговор, и ни один человек не в силах его отменить.

— Ты веришь в это, старик? — спросила Брота. За всем этим явно чувствовалось его присутствие. Ни один воин не мог думать подобным образом, и уж никак не Ннанджи.

Он догадался, о чем она думает.

— Да, я согласен с доводами адепта, — беззубо улыбнулся он.

— Я им не верю! — Томияно снова вырвал руку у Броты и вскочил на ноги. — Я никогда не стану им доверять!

Ннанджи покраснел.

— Я готов поклясться специально для тебя, моряк. Но мне придется вытащить меч.

Томияно поколебался.

— Что ж, послушаем.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, Ннанджи вытащил сверкающий меч Чиоксина и поднял его в клятвенную позицию. В лучах закатного солнца казалось, что на нем отсвечивает кровь.

— Я, Ннанджи, воин четвертого ранга, брат по клятве Шонсу седьмого ранга, торжественно клянусь, что все члены команды «Сапфира» свободны от греха смерти четверых воинов в Йоке; клянусь своей честью и именем Богини.

Седьмой меч с легким шелестом скользнул обратно в ножны.

Последовала ошеломленная пауза.

— А твой босс? — спросил капитан. — Если он придет в себя…

Ннанджи устало улыбнулся.

— Он и я принесли четвертую клятву воинов, капитан. Мои клятвы — его клятвы, так что я поклялся и за лорда Шонсу тоже. И ни один Седьмой никогда не отменит клятвы другого. Это может сделать жрец, но некому будет исполнить его приговор. Вам ничто не угрожает.

— Ты Четвертый! Ты думаешь, что можешь связать клятвой всех Седьмых в Мире?

Улыбка Ннанджи стала шире, напоминая скорее дерзкую мальчишескую ухмылку его брата.

— Это тяжкая ответственность! Я предупреждал Шонсу, когда он говорил мне об этой клятве… Да! Всех Седьмых. То есть, полагаю, всех воинов в Мире. Навсегда. Окончательно. Даже если я ошибаюсь, мы можем оставить вас только на суд Богини.

— Старик? — бросила Брота.

Тот кивнул лысой головой.

— Все верно, госпожа.

Она прислушивалась к словам нищего?

Затем вперед выбежала Тана и обхватила руками Ннанджи. На этот раз он рассмеялся и обнял ее, поцеловав в ответ.

— Что ж, я… — сказал Томияно, глядя на вставшую с места Броту. Все смотрели на Броту.

Не в силах говорить, она лишь с улыбкой кивнула.

Долгий кошмар закончился. Над палубой разнеслись радостные крики. Все вскочили на ноги, жены обнимали мужей, дети возбужденно кричали. Катанджи лежал на спине, обняв Диву и Мей, а они обе пытались одновременно его поцеловать. Тана все еще была в объятиях Ннанджи, получая в ответ значительно больше поцелуев, чем отдавала ему сама…

— Ннанджи! Ннанджи! — сквозь толпу протолкалась Джия.

Покрасневший Ннанджи вырвался от Таны столь резко, что она чуть не упала.

— Ннанджи! — Джия схватила его за руку. В глазах ее стояли слезы. — Он пришел в себя… он говорит, что голоден.

7

Шонсу не собирался умирать, торговля шла хорошо, каждый день приносил с собой новые впечатления. На «Сапфире» царила атмосфера всеобщего удовлетворения. В конце концов, воины оказались не такими уж и плохими. Меняющие Курс приносили удачу.

«Сапфир» пришел в Дри.

Город Дри был залит солнечным светом, отражавшимся от воды; это был город, сверкавший всеми цветами радуги, по оживленным каналам которого скользили гондолы и быстроходные лодки. Высокие арочные мосты соединяли широкие площади; в небо уходили полукруглые купола и алебастровые башни. В воздухе ощущался острый запах экзотических пряностей и цветов; казалось, он вибрировал от многоцветья и грустных старых песен полуголодных гондольеров. Разукрашенные корабли величественно двигались среди выложенных мрамором зданий, под неподвижным взглядом древних статуй.

Местные таможенники оказались худшими из всех, каких только приходилось встречать Броте. Они вышли навстречу «Сапфиру» на лодках, словно нетерпеливо ожидая своей добычи. Они взяли у нее деньги и направили ее на стоянку возле одного из торговых островков поменьше.

Шонсу был все еще очень слаб. Даже Томияно не решился предложить отправить его на берег, а Ннанджи не собирался оставлять седьмой меч без охраны, или рисковать оказаться с мечом за спиной рядом с другим воином. Так что воины остались на борту, а моряки начали готовиться к торговле.

Брота с легкостью продала мебель, и цена была вполне приличной, даже после того, как хищные таможенники забрали причитавшуюся им долю.

— Ковры, — сказал Томияно, показывая в сторону ближайшего склада.

Они вместе с Бротой подошли туда, рассмотрели и пощупали ковры, подумали и поторговались. Торговец оказался неуступчивым и настаивал на том, что может продать товар только другому торговцу… подразумевая плату для одного из его родственников, действовавшего в качестве агента. Это было бы еще одним налогом. Брота вела себя более осторожно, чем тогда, когда покупала медь. Торговля должна была основываться на опыте и знаниях; в Ки или в Хуле она знала, что покупать, что продавать, что сколько стоило. Эта странная коммерция под руководством Богини была азартной игрой, прыжком в неизвестность, вызывавшим у нее тревогу, но в конце концов она решилась, и они ударили по рукам. Рабы начали носить ковры и складывать их возле корабля, поскольку еще один таможенник должен был осмотреть их перед погрузкой.

Брота вышла на шумную, оживленную улицу вместе с сыном, и они остановились посреди освещенной солнцем толпы, обсуждая, правильно ли они поступили. Группа уличных музыкантов перебирала струны по одну сторону от них, с другой стороны расхваливал достоинства своих цветов лоточник. Со всех сторон их толкали тележки и пешеходы.

Все-таки, подумала Брота, она что-то упустила. Ковры казались не вполне уместными, хотя сделка была уже заключена и ничего изменить было нельзя.

— У нас еще есть свободное место, — предложил Томияно, столь же недовольный.

— Госпожа! — послышался голос возле ее локтя. Она обернулась, нахмурившись, и обнаружила перед собой мальчишку-раба. Он был очень юным, загорелым и худым, так что можно было пересчитать все ребра. Всю его одежду составляла черная набедренная повязка. У него были темные курчавые волосы и большие ясные глаза.