Наталья Бульба - Поставить мир на кон
— А мама?
Я пожала плечами.
— Не стоит втягивать еще и ее в это.
— Тогда считай, что мое обещание у тебя есть. Если ты хочешь, чтобы я дала клятву….
Пришлось перебить. Тот уровень магии, которыми владела она и мой подопечный, позволял им отслеживать подобные ритуалы. А мне очень не хотелось, чтобы благодаря нашей беспечности эта игра прекратилась раньше.
— С предполагаемым отцом ребенка ты угадала. Ошиблась лишь в том, что сочла его погибшим.
Появившаяся на лице Таши улыбка не предвещала Вилдору ничего хорошего. У нее к нему уже давно были свои счеты.
Вилдор
Вершина пирамиды таяла в рассветном мареве, сама же она в лучах восходящего солнца казалась розоватой, вызывая почему-то странные ассоциации с цветущими яблонями, которые, как я знал, очень любила Лера.
— Перед ее величием хочется приклонить колено.
Я мысленно дал приказ Кадинару ни во что не вмешиваться, сам же даже не оглянулся на разорвавшего чарующую тишину даймона.
— Большое хранит малые тайны, отвлекая на себя взоры желающих поживиться? — cлова сорвались с моих губ раньше, чем я осознал и их смысл и то, что мой крылатый противник располагал к себе настолько, что возникало желание ему довериться.
И это было тем более невероятно, что я со своей идеальной памятью, в которой тщательно хранилось все накопленное за две с половиной тысячи лет, не мог припомнить подобного.
— Мое имя — Сартарис. На одном из древних….
— Мне известен его смысл, Ищущий. — Я проигнорировал очередную реплику Кадинара, пытавшегося убедить меня, что если так будет продолжаться, мне придется усыновить нашего юного собеседника и сбросил набиру на песок, ничуть не смущаясь ни открытого лица, ни затянутого в привычный белый костюм тела.
Впрочем, наш таинственный незнакомец, только что обретший имя, проделал это сразу, как только вышел из портала.
— Однако тебе неведом его путь. Но ты не отступался даже тогда, когда затея казалась изначально безнадежной.
— Ты много обо мне знаешь. — Не обращая внимания на присутствие рядом еще двоих, я раскинул руки, как крылья, подставляя всего себя уже наполненному скрытым зноем ветерку, который скоро растает в палящем мираже.
Впрочем, я любил это место и за то, что оно напоминало мне жаркую Дариану.
— Мне известно даже то, о чем ты еще не догадываешься, — без малейшего намека на сарказм или демонстрацию преимущества своего положения, произнес Сартарис.
И не дожидаясь моей реакции, сделал то, о чем говорил. Опустился на одно колено, обратив лицо к виднеющейся вдали пирамиде, которую в этом мире называли по имени фараона, и опустил голову, словно принимая ее власть над собой.
«Ты что-нибудь понимаешь?» — раздавшийся в моей голове голос друга был задумчивым.
— Понимает, — вместо меня ответил даймон, обернувшись на мгновение к нам. Заметив проблеск удивления на лице Кадинара, пожал плечами и добавил. — Спроси у него сам, зачем он позволил мне слышать ваши разговоры.
Проигнорировав и одного и другого, я закрыл глаза, наслаждаясь ощущением своей ничтожности, по сравнению с тем, что меня окружало. Я уже давно заметил, что такие мгновения помогали мне вспомнить о том, что насколько бы многогранными и взвешенными не были мои планы, они — ничто, для тех, кто тысячи лет тому назад знал обо всем, чему суждено случиться, когда их предки во множестве сменят друг друга.
— Скоро здесь появятся люди, и ты вновь вернешься к вопросу: стоит ли суетность и мелочность этого мира того, чтобы ради него свершить невыполнимое.
Пришлось открыть глаза и окинуть внимательным взглядом склонившуюся неподалеку фигуру. Правда, теперь его благоговение перед красотой творения тех, кто еще помнил о магии маров, сменилось наблюдением за песком, который он зачерпывал пригоршней, позволяя протекать сквозь неплотно сжатые пальцы.
Ощущение того, что это существо уже давно шло рядом со мной по жизни, было столь ясным, что пренебрегать им не стоило. И оставалось только постичь невозможность этого или убедить себя в том, что память меня подводит. Но вряд ли это было выполнимо еще и для Кадинара.
— Ты пришел, чтобы загадывать загадки? — Чем выше поднималось солнце, тем меньше оставалось от того очарования, что манило меня сюда. К тому же, Сартарис был прав. Хотя бы в том, что скоро здесь будет не столь уединенно. А мне не хотелось использовать для защиты более сильную магию — Яланир вполне мог оставить маяки, которые я не заметил.
— Загадки заставляют искать ответы, — усмехнулся он, поднимаясь с колена и отряхивая с такого же, как у нас с Кадинаром форменного костюма, прилипший к нему песок. — И вполне могут привести туда, где тебя ждут.
Каждое его слово отдавалось в моей душе узнаванием, но… память упорно молчала, продолжая не соглашаться с тем, что из нас двоих ошибаюсь именно я. Но это не вызывало ярости, скорее, напоминало мои собственные игры, когда каждый последующий ход менял ситуацию, делая ее временами даже абсурдной. Вот только… можно ли было играть с самим собой?!
— Зачем тебе была нужна Лера? — я оказался рядом с крылатым быстрее, чем он успел меня заметить. Но… тот даже не шелохнулся, вызвав восхищенный вздох у моего друга.
— Мне? — Его удивление выглядело искренним. — Мне показалось, что это нужно было тебе.
— И ты решил помочь? — не стал я с ним спорить. Впрочем, трудно спорить с тем, что с одной стороны столь очевидно, а с другой… совершенно парадоксально.
— Это было интересно. Пока ты не позволил мне ранить своего друга.
Я не стал оборачиваться к Кадинару. И так знал, с каким вниманием он вслушивается не только в каждое слово, но и в малейшие интонации, пытаясь разобраться в том, что сейчас происходит.
Жаль, но пока, ни ему, ни мне это было не по силам. Видно, не пришло время.
— А зачем ты искал встречи со мной? — Я задавал вопросы, не рассчитывая, что узнаю больше, чем смогу осознать.
— Подумал, что моя поддержка тебе не помешает, — насмешливо улыбнулся он и…
Очередная волна узнавания на мгновение вспыхнула яростью в моем сердце. Я знал эту улыбку, как знают то, что не просто видят достаточно часто, чтобы запомнить до мелочей. Я знал ее радостью удовольствия, которую испытывал, когда уголки его губ взмывали вверх, а вокруг глаз собирались лукавые стрелки.
Разгадка была столь близка, что невозможность ее осознать вызывала не только душевную, но и физическую боль. И это было странно и… неприятно.
Веселье талой водой стекло с лица Сартариса, оставив после себя сожаление и беспокойство. Словно он, в очередной раз, угадал с тем, что я чувствовал. И это несмотря на то, что я не позволил себе ничем показать нахлынувших на меня ощущений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});