Галина Гончарова - Интриги королевского двора

Джерисон же…

Он не был глуп. Вовсе нет.

Но вот это полупрезрительное-полубрезгливое отношение к людям… оно Лейса коробило.

В чем-то все правильно, Лейс и отдаленно себя с Джерисоном не сравнивал. Кто он такой?

Сын зеленщика, волей судьбы выбившийся в воины. А Джерисон?

Племянник короля, красавец, богач, женщины на шею вешаются, деньги рекой текут…

Только вот Джайс Иртон был не хуже. И деньги, и все остальное, но он никогда и никем не брезговал. А у Джерисона это было на первом месте. Ладно, я снизойду до тебя… фи… в чем только копаться не приходится.

Нет, вслух ничего не говорилось.

Но мимика, движения, интонация — часто это говорит о человеке больше, чем он сам того желает.

Поэтому Лейс потихонечку устранялся от дел, благо скопил более чем достаточно — и намеревался уйти на покой. Не юноша уже, за сорок перевалило…

Все изменилось в Иртоне.

Лейс помнил свои ожидания — развалины, истеричная хозяйка, тоска и скука…

И как же это отличалось от реальности?

Развалины ремонтировались.

Тоска и скука удрали еще до начала ремонта.

А хозяйка замка…

В детстве Лейс любил сказки. И иногда ему казалось, что именно такой должна быть сказочная принцесса. Доброй, умной, веселой, все понимающей и никогда не опускающей руки. В его жизни вот такой девушки не нашлось.

А Джерисону Иртону и тут повезло. Непонятно только, почему он так отзывался о жене? Не на людях, конечно. Но если бы вы знали, сколько слышат слуги?

И как они любят сплетничать о своих хозяевах…

Лейс еще поразбирался бы в своих ощущениях, но не успел. Покушение произошло в первую же ночь. И мужчина ощутил себя…

Дураком?

Виноватым?

Да. наверное, и то, и другое… он почти двадцать лет служил Иртонам — и тут вдруг такое. Сам привез убийцу к графине! От такого позора только на меч бросаться!

Лейс и об этом подумывал. Но Лилиан Иртон не винила его. Уж это-то он видел. Пыталась обвинять, но не винила.

Зато предложила способ искупления. И Лейс решил не противиться судьбе.

Графиня Иртон в отсутствие супруга имеет право распоряжаться его людьми. Если граф не отдавал противоположного распоряжения.

А он отдавал?

Нет.

Вот и чудненько.

Разговоры о графине к делу не пришьешь. Мало ли кто. Мало ли о чем сплетничают.

А в реальности — милая умная женщина. Звание капитана замка пожаловала, делами нагрузила, деньгами жалует, за стол зовет, как равного… вот!

Вот оно — главное звено цепочки.

Лилиан Иртон относилась равно доброжелательно и к нему — и к эввирам, и к вирманам. Она никого не выделяла, но все живущие в замке ощущали ее заботу и участие. И Лейс не стал исключением.

Ему было хорошо в Иртоне…

Хотя — а при чем тут Иртон?

Без графини это просто куча камней в захолустье.

Лилиан Иртон вдохнула в него жизнь. И в замок — и в Лейса. И мужчина собирался делать то, что умел лучше всего.

Служить.

Служить человеку, который оценит его по достоинству. Как графиня. Не будет унижать, показывая свою снисходительность. Не будет цедить приказы свысока, а то и вовсе передавать их через управляющего. Нет…. Этого Лейс накушался с избытком.

Он не был слепым. И понимал, что между графом и графиней наверняка будет столкновение. Примет ли граф свою жену — такой?

Неизвестно.

А вот какую сторону примет сам Лейф?

Иногда мужчине казалось, что он уже знает.

Ладно… чего он тут замечтался?

Надо и остальные караулы проверить…

И намекнуть ребятам насчет ханганов. Пусть потщательнее приглядывают. Кто их знает — чужаков…

Боль.

Она в очередной раз пронизывает все тело.

И привычно растворяется в области живота.

Уже привычно…

Он успел притерпеться к ней, как к старой знакомой. И иногда дааже радуется ее приходу.

Он жив.

Если ему больно — он еще жив!

А умирать не надо. Нет, ему еще рано умирать.

Почему?

Он уже не помнил.

Все растворялось в боли и слабости, тонули в красноватом тумане мысли, стучали в висках железные молоты… забытье прерывалось судорогами рвоты — и опять пустота.

Юноша не знал, что часть пути его старались держать на снотворных и обезболивающих, опасаясь, что иначе он не перенесет дороги. Это было дело лекарей.

А он выпивал очередной горький настой — и погружался в видения.

Там он был здоров.

Во имя Звездной Кобылицы, как же мало мы ценим ее самый великий дар — наше здоровье?! Почему мы понимаем это, только утратив его?

Амир понял слишком поздно.

Болезни подкралась незаметно. Словно бы исподволь, змеей вползла во сне в его горло.

Он боролся с ней, сколько мог. Смирял приступы слабости и тошноты. Превозмогал себя… Пока однажды его не вывернуло наизнанку на глазах у отца.

Сначала отец не обеспокоился.

Но когда состояние паренька начало ухудшаться…

За эти полгода кто только не перебывал у его постели.

Докторусы, травники, знахари…

Травяные отвары, прочистительные клистиры, кровопускания…

Лучше не становилось.

Становилось только хуже.

Его окуривали благовонными дымами, о нем молились в храмах… но все было напрасно.

Единственный, кого он запомнил из всей плеяды докторусов, был Тахир Джиаман дин Дашшар. Который пришел и честно сказал: 'Принц, я не знаю, чем вас можно вылечить '.

Амир тогда был в одном из немногих просветлений, поэтому хорошо помнил печальные глаза мужчины.

— Я прожил много лет, но есть что-то, чего и я не знаю…

— Я умру?

— Не знаю, господин.

— Тогда тебе надо уходить.

Тахир пожал плечами.

— Я думал об этом. Но я стар и много прожил…

— Мой отец возьмет твою жизнь. А я не хочу. — Приступ боли согнул юношу, но он был только рад этому. Боль проясняла разум. — Ты единственный, у кого хватило смелости сказать мне правду.

Глаза старика были печальными.

— Если бы я мог — я бы отдал свою жизнь вместо вашей.

— Ты не можешь. А я… Сейчас ты напишешь приказ. Я приложу печать. И тебя выпустят из города. Уплывай из Ханганата. Так надо… пусть хотя бы один из нас останется жив.

И второе просветление, за которое он цеплялся, что есть силы.

Ему стало немного легче. Его поили молоком, купали в воде со странным запахом, а потом пришел отец.

Сел рядом на кровать, погладил по волосам.

Рабы выскользнули за дверь, оставляя отца наедине с сыном.

— Амир, ты умираешь.