Джулия Джонс - Ученик пекаря

Матросы, уже привыкшие к присутствию Таула на борту, сегодня были угрюмы и молчаливы. Всех кликнули наверх — требовалось постоянно управлять парусами, чтобы приспособиться к порывистому ветру.

А погода между тем все ухудшалась. Небо зловеще нахмурилось, и начал накрапывать дождь. Ветер гнал навстречу все более высокую и мощную волну. Таулу приходилось крепко держаться за поручни.

— Долго ли нам еще плыть? — спросил он.

Файлер, привыкший к бурному морю, стоял, сложив руки на груди.

— Я точно видел Ларн на горизонте — да только теперь так нахмарило, что он пропал из виду. За полдня, пожалуй, дойдем — ну, при такой погоде, может, и дольше проваландаемся. Ветер-то встречный. И я не любитель идти в шторм через мелкие воды.

— Насколько эти воды опасны? — Таулу приходилось кричать, чтобы быть услышанным.

— Я плавал и в худших. Но тут не только мели — хотя, если не остережешься, мигом сядешь на брюхо. — Файлер посмотрел вдаль. — Самое худое — это скалы. Море вокруг них так и кипит. Невозможно угадать, куда направлено течение, — одно только верно: если не будешь настороже, оно увлечет тебя на камни.

— Капитан сказал, что не станет подходить близко к острову.

— Так и есть, парень. Капитан не дурак. Но нам все равно нелегко придется. Сам видишь, что делается с судном уже теперь. — Словно в ответ на слова Файлера море вздыбилось, и палуба накренилась у них под ногами.

— Я думал, это просто из-за погоды, — прокричал Таул.

— Около Ларна всегда такая погода, вот в чем беда. При спокойном море я мог бы провести корабль среди всех скал и мелей с закрытыми глазами. Ларн — одно из тех Богом проклятых мест, где море не знает покоя.

— Это из-за его расположения?

— Нет, из-за того, что Ларн — это Ларн.

Файлер отошел, и Таул подивился его способности шагать так твердо по шаткой палубе. Сам Таул остался на носу, где ветер и дождь били прямо в лицо. Он смотрел вперед, стараясь разглядеть на горизонте остров, но это ему не удавалось. Однако он знал отчего-то, что Ларн близко: остров манил его, притягивал к себе. Таул глядел в свинцово-серую пелену моря и неба, и ему становилось страшно.

Он не знал, долго ли стоит так, подвластный всем стихиям, но резкий окрик вырвал его из раздумий.

— Эй ты, рехнулся, что ли? Тебя ж продует насмерть! — кричал Карвер. — Ступай-ка вниз, капитан тебя зовет.

Таул внезапно почувствовал, что весь продрог, а плащ промок насквозь. Небо стало еще темнее, волны — выше, и дождь налетал на судно широкими полосами.

— Вот что Ларн-то делает, — пробормотал Карвер, когда Таул стал спускаться вниз.

В капитанской каюте, теплой и уютной, пахло старой кожей и ромом.

— Помилуй нас Борк! Ты промок до костей, парень. Зачем ты столько торчал на палубе? — Капитан налил Таулу полный кубок рома и подал ему грубое одеяло. — Снимай свой плащ и закутайся вот в это. Задумался, видать.

— Я думал о Ларне.

— Не ты один, парень. Ларн — такое место, что из головы его выкинуть трудно.

— Вы бывали здесь прежде?

Капитан кивнул:

— Подходил близко еще мальчишкой — и с тех пор он не оставляет меня в покое.

— Зачем вы тогда подходили к острову?

— Я впервые шел кормчим и был совсем еще зеленый. Мы плыли в Тулей, но я так трусил, что сбился с курса. — Капитан хлебнул рому и умолк так надолго, что Таул удивился, когда он заговорил опять. — Однако не могу сказать, что я об этом сожалею. Я и посейчас думаю, что это судьба вела корабль в то холодное, ветреное утро — не я. — Квейн со стуком поставил кубок на стол, Дав понять, что больше говорить об этом не станет. — Завтра будешь на острове. Но если море не успокоится, ты, само собой, высадиться не сможешь. Никто, если он не сумасшедший, не выйдет в такие волны на утлой лодчонке. Я начинаю думать, что сам лишился разума, когда привел сюда «Чудаков». — Капитан подлил себе рому. — Ты пей, парень, пей. Ром согреет тебя лучше всякого огня. — Таул послушался и убедился, что капитан говорит правду, — тепло прошло по телу до самых пят. — А коли высадишься, тебе уже известно — я жду тебя только сутки, не больше. Уж очень предательские тут воды. Я кладу голову на плаху, бросая здесь якорь. Понятно, если море к утру не уймется, то никакой якорь нас не удержит. Впрочем, это забота не твоя. Я просто хочу, чтобы ты хорошо меня понял. Если не вернешься через сутки — я уйду, и помоги тебе Борк: застряв на Ларне, ты можешь просидеть там много месяцев. — Взгляд капитана был тяжел.

— Я все понимаю, капитан. На остров я решил ехать один — у вас и так одного человека не хватает. Грести я и сам могу.

Капитан, проворчав что-то, налил рому им обоим.

— Молись, чтоб море утихло, парень.

Тавалиск совершал послеполуденную прогулку по дворцовым садам, которые славились своей красотой по всему востоку. Тавалиска, однако, больше занимало то, что он ел, нежели окружающая его красота. Слуга в ливрее нес за ним блюдо с куриной печенкой.

— Смотри, чтобы на печенку мухи не садились, — сказал Тавалиск, подзывая слугу, — свежий воздух возбуждал аппетит. Выбрав особенно крупный сочный кусочек, архиепископ сунул его в рот. Печенка была такая, как ей и полагалось, — нежная и лакомая. Тавалиск тяжело вздохнул, увидев, что к нему приближается его секретарь Гамил. — Пойдем-ка отсюда, мальчик. — И архиепископ устремился в противоположную сторону, хлопая на ветру своими просторными одеждами. — Только не урони блюдо, — предостерег он слугу, сворачивая на окаймленную живыми изгородями дорожку. Однако ноги Гамила оказались проворнее, чем у Тавалиска, и секретарь вскоре догнал беглецов. — Гамил! Что ты здесь делаешь? Я не слышал, как ты подошел. А ты, мальчик? — Слуга, повинуясь взгляду Тавалиска, замотал головой. Архиепископ взял с блюда еще кусок печенки. — Хотя тебя трудно не заметить в твоем красивом новом наряде. Шелк, если я не ошибаюсь. Я и не знал, что так хорошо тебе плачу.

Гамил слегка покраснел.

— Я приобрел его задешево, ваше преосвященство, — на рынке.

— Я не уверен, что мне нравится, когда мои секретари одеваются лучше меня. — Архиепископ, разумеется, преувеличивал: таких тонких тканей, которые носил он, нельзя было купить во всем Рорне. — Ну, говори, зачем пришел. — Тавалиск выплюнул хрящик.

— По поводу рыцаря. — Гамил стряхнул хрящик со своего платья. — Мои шпионы...

— Твои шпионы, Гамил? — прервал Тавалиск. — У тебя никаких шпионов нет — они есть у меня. — От маленьких глаз Тавалиска не укрылось враждебное выражение на лице секретаря, но он сделал вид, что ничего не заметил, и принялся выбирать себе новый лакомый кусочек.

— Ваши шпионы подтвердили наши подозрения, ваше преосвященство.