Дмитрий Емец - У входа нет выхода

Кавалерия вопросительно покосилась на арбалет.

– Они не разоряли улья, – сказала она.

– Знаю, – ответил Платоша.

– Откуда?

– Улей разорил я. И пчелиную матку отравил я, – сказал Платоша с вызовом.

Рядом топтался Горшеня, вскидывал руки, вертел головой, но Платоша не обращал на него внимания. Сашку удивляла такая смелость.

– Ничего он мне не сделает… – угадав его мысли, пояснил Платоша. – Он опасен только для ведьмарей, а я пока шныр. Этот верзила не тронул меня даже у улья, когда я разносил его в щепки. Митяй Желтоглазый сделал его безобидным… Он и жрет только тех, кого любит! А ну, ты, кыш!

Горшеня отодвинулся.

Рина присела на корточки у лежащего Витяры. Рукой приподняла голову.

– Какая я дура: подозревала его! Должна была догадаться! Горшеня повторял: «пузо голодное не съесть!» А Витяру тогда проглотил! – сказала она.

– Кстати, спасибо, что взяла компас и отдельное спасибо, что поднялась на холм. В крышке был радиомаяк, – буркнул Платоша. – К сожалению, работает он скверненько. Пока ты не влезла на гору – я не мог засечь сигнал.

Кавалерия неотрывно смотрела на Платошу. Ненависти в ее взгляде не было. Только бесконечное сожаление. Не выдержав этой жалости, Платоша толкнул ногой шишку. Она запрыгала и остановилась в шести шагах от него, в полутора – от Кавалерии.

– Границу не переходить! А то!.. – он качнул шнеппером.

– Зачем? – повторила Кавалерия.

Платоша облизал губы.

– А что, так важно знать? Любопытство мучает?

– Да, – сказала Кавалерия.

– Пожалуйста: псиос! Я познакомился с девчонкой из форта Белдо. В залазе у «Киевской», где отводящий тоннель к реке. У ведьмарей там капище. Она выскочила на меня со шнеппером.

– И она тебя не застрелила?

– Как видите, нет, – сказал Платоша. – Мы встречались три месяца. Потом она умерла, а я подсел. Я только хотел помочь, чтобы ей меньше доставалось…

– Тебе не приходило в голову, что девушку можно было привести к нам? – мягко спросила Кавалерия.

– Она не смогла бы попасть в ШНыр! – торопливо возразил Платоша.

Кавалерия сняла очки и подула на них, точно не исключала, что тот Платоша, которого она знала до сих пор, был оптической иллюзией.

– Без комментариев. Даже для человека, который очень хочет себя обмануть, аргумент слабенький. Я встретилась бы с ней и в городе, – сказала она.

– Она не желала! Она презирала всех шныров! – крикнул Платоша.

– Что ж. Значит, Дионисий Белдо был ей ближе, – заметила Кавалерия.

– Белдо? Она его терпеть не могла! Называла самовлюбленной вонючкой!

– Сложный случай. Одних презирала, других терпеть не могла. Но все же, заметь, выбрала «вонючку». Поступок всегда важнее слов. Человек способен орать два часа – и помочь. Или два года сюсюкать – и предать.

Платоша вздрогнул. Он стоял, опустив голову. О шнеппере и арбалете он, казалось, забыл. Но Сашка ощущал, что его забывчивость обманчива. Расстояние между ними Сашка оценивал в восемь шагов. Слишком далеко для прыжка. И он использовал любое ослабление внимания Платоши, чтобы незаметно придвинуться.

Золотая пчела Сашки вилась над Платошей, но не садилась.

«Сядь на него! – мысленно умолял ее Сашка. – Хотя на секунду, пожалуйста!»

Интересно, слышит ли пчела мысли? Ведь это же его пчела!

– И, разумеется, сейчас ты утешаешь себя тем, что у тебя была прекрасная трагическая любовь, – продолжала Кавалерия.

– Не надо! Перестаньте! – шепнула Рина.

Она видела, как лицо Платоши становится отсутствующим. Только палец белеет на курке шнеппера.

– Да не буду я молчать! Меня всегда раздражает, когда люди творят мерзости и чувствуют себя правыми! – с напором продолжала Кавалерия. – У тебя было три месяца. За эти три месяца ты не только ей не помог, но и сам скатился!

– Я ее любил! – упрямо повторил Платоша.

– Да никого ты не любил! Когда она умерла, ты потерял канал дармового получения псиоса и немедленно помчался попрошайничать к Гаю… Вот что ты любил на самом деле!

С таким же отрешенным лицом, даже не дрогнув веком, Платоша выстрелил из одиночного шнеппера. Стальной шарик скользнул Кавалерии по волосам. Она озабоченно потрогала прическу.

– Не затрудняйся извиняться! Ты сделал все возможное, чтобы не попасть, – заметила она.

Платоша отбросил разряженный шнеппер и перехватил освобожденной рукой арбалет.

– Это была просьба помолчать!.. Теперь слушайте меня, вы! Мне нужна эта пчела. Убить ее я не могу. Отравить – у меня нет яда. Посадить в ящик и унести? Никакое препятствие ее не удержит!

– И какой же вариант ты предлагаешь? – спросила Кавалерия.

– Такой!

Платоша поднял тяжелый арбалет и прицелился. Арбалет он держал твердо. Руки не дрожали. Верхний болт смотрел Рине в шею, нижний – в центр груди. Рина не могла оторвать взгляда от синеватой стали наконечников. Ее пугала даже не смерть – ибо человек не в силах представить себе того, чего ни разу не переживал. Тревожил глупый вопрос: интересно, если нажать спуск, болты вылетают по одному или оба сразу?

Пчелиная матка не думала улетать. Ползла по плечу Рины, чистила крылья и не слишком спешила к улью.

– Только ты можешь мне помочь! Убей ее, пока она слабая! Оторви ей крылья! Или я застрелю твоих друзей у тебя на глазах! – голос у Платоши был прыгающий. Казалось, он старательно взвинчивает себя, но получалось как-то неубедительно.

Кавалерия подошла к шишке, обозначавшей границу, пнула ее в сторону Платоши и, сев на траву, сложила ноги по-турецки.

– Не сработает, – сказала она.

– Что не сработает? – спросил он раздраженно.

– Шантаж. Будь все так просто, что стоило бы ведьмарям поймать одного шныра и потребовать у остальных убить всех пчел, отдать закладки, ампутировать пегам крылья и, взорвав ШНыр, разойтись по домам?

Витяра шевельнулся. Он лежал на земле и, облизывая разбитые губы, смотрел то на Сашку, то на Платошу. Сашка присел рядом на корточки и заглянул ему в зрачки. Глаза у него были уже нормальные, но в них стояли слезы. Сашка понял, что Витяра очнулся давно.

– Платон! – позвал Витяра, не повышая голоса. – Платон!

Платоша сделал вид, что не услышал.

– Я думал, ты мой друг, Платон! Лучший, самый близкий… У меня клавиши телефона стерлись – столько мы трепались по аське! Ради тебя я отказался от нырков – ты сам меня попросил, когда не смог нырять! Я думал: из-за твоего носа! – голос у Витяры был убитый.

По-прежнему, не вставая, он провел по губам тыльной стороной руки. Высыхающая кровь осталась на коже узкой темной полосой.

– Ты меня использовал! Заставлял таскаться за Горшеней, а потом за новичками!.. Врал мне, а я верил. И еще я понял про гиелу! Я был рядом, когда Горшеня сломал ограду!.. Ты бы застрелил ее, если бы Горшеня ее не проглотил! – крикнул Витяра с земли.