Ольга Романовская - Лепестки и зеркало

  - Повторяю, господин Хаатер, вы ошибаетесь, - медленно, делая большие паузы между словами, чтобы выровнять дыхание и придать срывавшемуся голосу нужный холодный тон, ответил Брагоньер. - Да, я знаком с госпожой Тэр, но между нами никогда ничего не было.

  Именно так, солгать, чтобы спасти её жизни, выбить почву из-под ног Хаатера.

  Лишь бы Эллина не начала возражать, припоминая ночь в Калеоте и недавний поцелуй. А, судя по выражению её лица, с губ готова сорваться дюжина вопросов. Дагор, пусть она промолчит!

  Да и разве это не правда - госпожа Тэр ему не любовница.

  Брагоньер второй раз в жизни столкнулся с паникой и отчаянно пытался не поддаться ей. Впервые, когда ему бы следовало догадаться об истинной подоплёке происходящего, она накрыла его при виде мёртвой Эллины на алтаре. Тогда он потерял контроль над собой, позволил руководить эмоциям, а не разуму. Ситуация повторялась.

  Хаатер хмыкнул: он не верил словам соэра.

  Помедлив, Брагоньер вытащил меч из ножен и взял его клинком к себе. Положить на землю, однако, не спешил.

  - Господин Хаатер, вы же понимаете, что не уйдёте. Десять миль - расстояние небольшое, вас всё равно схватят. Так что отпустите госпожу Тэр, и поговорим. Даю слово, я не отдам приказ о вашем немедленном уничтожении и дам возможность оправдаться.

  Ответом был очередной вскрик Эллины, согнувшейся от удара.

  Челюсти соэра сжались, и он крикнул:

  - Не смей её трогать, мразь! Либо ты её немедленно отпустишь, либо сполна ответишь за всё здесь и сейчас.

  Рукоять меча тут же оказалась в руках Брагоньера.

  - Ну же, трус! Или ты только и можешь, что убивать женщин? Иди сюда, и пусть небо решит, кто из нас останется жив.

  - Это вызов? - поднял бровь Хаатер.

  - Тебе письменный послать, ублюдок? - продолжал бесноваться соэр. - Не имею возможности. И я сказал: отпусти её!

  Убийца расхохотался, толкнув Эллину. Та, не удержавшись на ногах, упала.

  - Бесовы танцы, как потешно! Вот уж не думал, что сумею сорвать маску с Главного следователя. Браво, господин Брагоньер! - Хаатер захлопал в ладоши. - А теперь серьёзно: в живых я вашу зазнобу оставлю только при соблюдении моих условий. Попытаетесь меня убить - убьёте её.

  Соэр проигнорировал его реплику и решительно шагнул вперёд. Меч Хаатера тут же завис над шеей Эллины.

  Минуту они простояли так, не меняя позы, а потом Брагоньер, скривившись, положил меч на землю. Повинуясь воле убийцы, отбросил его ногой.

  - Чудесно! Только я просил кинуть его мне.

  Соэр усмехнулся и покачал головой:

  - Сам поднимешь и заберёшь. Дальше!

  - А дальше - ваш инквизиторский перстень.

  Выполнить это требование Брагоньер отказался и, выхватив из-за пояса, метнул в Хаатера кинжал. Убийца успел среагировать и уклониться, ответив двумя последовательными бросками. Один достиг цели.

  Эллина завизжала, завопила:

  - Не надо из-за меня, господин Брагоньер, прошу вас!

  Но было поздно: мужчины сцепились. Только Хаатер заведомо имел преимущество и играл не по правилам: ударил соэра загодя приготовленным камнем. Сам убийца отделался лёгким ранением в бок.

  Убедившись, что Брагоньер без сознания, хотя и жив, Хаатер склонился над ним и забрал перстень инквизитора. Обернулся к скулившей на земле Эллине:

  - Я бы всё равно его не отпустил, но не предполагал, что он так сглупит. Из-за тебя. Ради такой любви даже добивать не стану: пусть сам умрёт. Как и обещал, похороню рядышком.

  Когда Хаатер, морщась от боли, поднял её и уложил в гроб, гоэта поняла, что он не шутил. Она отчаянно заголосила, задёрнулась, но бесполезно - крышка захлопнулась. Стук молотка возвестил о том, что буквально через пару минут её похоронят заживо.

  Кое-как, особо не стараясь и поминая недобрыми словами Брагоньера, заколотив гроб, Хаатер столкнул его в могилу и закопал. Затем перевязал рану, не церемонясь, бросил в соседнюю яму соэра и тщательно закидал землёй. Сверху набросал мелких камушков и комья глины, поднятые со дна ямы деревенскими копателями.

  Не обращая внимания на сдавленные стоны из-под земли, Хаатер вернулся к лошади и достал из дорожной сумки книгу. Полистал и, заложив, потянулся за накопителем гоэты.

  - Счастливой загробной жизни! - усмехнулся Хаатер и скрылся из виду.

  Кладбище на миг озарила вспышка света, сопровождавшаяся хлопком, а потом всё стихло.

  Быстро осознав, что её никто не услышит, Эллина замолчала и задумалась, насколько хватит воздуха в гробу. И сколько она уже сожгла. На час? Наверное, да.

  Гоэта с трудом выровняла дыхание, заставив себя делать глубокие вдохи и медленные выдохи. Это не только продлевало жизнь, но и унимало истерику.

  Слёзы текли по щекам, как ни старалась, Эллина непроизвольно всхлипывала.

  Если бы её не связали, она бы попыталась выбраться. Но, увы, в нынешнем положении оставалось отдаться на милость богов.

  Сердце бешено колотилось, перед глазами пронеслись все тридцать пять лет существования. Серо, уныло, обыденно - не за что зацепиться, но так хочется вновь окунуться в эту повседневность!

  Гоэта мысленно попрощалась со всеми друзьями и знакомыми. Пошевелилась, попытавшись сесть и выбить крышку, но мышцы затекли, а побои не прошли бесследно. Острая боль заставила сжаться калачиком и тоненько завыть.

  Эллина терпеливо ждала смерть и думала. Самое подходящее время для самокопания и анализа причин, приведших её в могилу. Только разум то и дело застила паника.

  Воздуха становилось всё меньше, дышать - всё больнее. Близился конец.

  Хаатер не рассчитал удара: Брагоньер очнулся до того, как умер.

  Затылок ныл, будто его разрывала мигрень. Лёгким не хватало воздуха.

  Земля забилась в рот, нос, уши. Собственно, первым непроизвольным действием в сознании и стала попытка организма от неё избавиться. Что, разумеется, привело к тому, что весь рот наполнился суглинком.

  Открыв глаза, соэр тут же понял, что произошло. Задержал дыхание, унимая рвотные порывы, вызванные инородными субстанциями в желудке. Не медля, Брагоньер попытался сесть. Рыхлая земля поддалась, частично осыпалась, образовав лакуну для воздуха.

  Соэр сделал несколько жадных вздохов и начал разгребать руками кладбищенскую почву. Внизу, прямо над ним, она поддавалась хорошо, но дальше пошла глина... Она осыпалась, сведя на нет все усилия.

  Накатило удушье, а вместе с ним и судороги. Понимая, что дорога каждая секунда, соэр вновь задержал дыхание и кое-как, с трудом, отвоевал вокруг себя немного свободного пространства.