Роман Афанасьев - Огнерожденный

Большинство лавок, располагавшихся на первых этажах домов, было закрыто. Обычно они начинали работать рано, владельцы открывали их с восходом солнца, готовясь к новому дню. Но сейчас на дверях и ставнях красовались запоры. На площадях, где обычно продавали различную мелочевку, стояли только патрули городской стражи. Никаких торговцев. Нигде не видно ни золотарей, ни подметальщиков, что было странно: эти ребята дело свое знали туго и начинали работать с первыми лучами солнца, разгребая мусорные кучи накопившиеся на улицах. Так же не видно и королевских гвардейцев, хотя обычно они прямо с утра присоединялись к городским стражникам, чтобы присматривать за солдатами.

Не имея сил даже строить предположения о том, что случилось в городе, замерзший Фарах выбросил загадку из головы, и устало побрел к приюту. Ему нужно было согреться и поговорить с Састионом. А потом хорошо бы добраться до Эшмара. Уж он то не понаслышке знает, что такое Жрецы Темного Пламени, он поверит земляку. Может, организует облаву или засаду. Фарах даже был готов служить приманкой. Пусть. Лишь бы этот ночной ужас никогда больше не повторился.

К приюту он вышел только через час. От усталости подмастерье еле держался на ногах, но холод отступил. Фарах согрелся на ходу, вознеся подходящую молитву, и, удивился, что у него еще хватило на это сил. И все же, горячую печку ничто не могло заменить. И кружку почти кипящего масунского чая, о которой он мечтал всю ночь.

На стук в ворота никто не отозвался. Фарах из последних сил заколотил кулаками по промерзшему дереву, но и это ни к чему не привело. Таг не отзывался, хотя давно уж должен был выглянуть на улицу, и обложить воспитанника-гулену трехэтажным загибом. Подмастерье подумал уж, что случилось нечто страшное, и даже подался назад, готовясь задать стрекача. Но тут же услышал, что со двора доносятся голоса. Слов он не разобрал, но, кажется, это был Таг, ругавшийся с Састионом.

Фарах шагнул вперед и подергал калитку. Она неожиданно легко отворилась, оказывается, была не заперта. Это было очень странно, и во двор подмастерье зашел с опаской, готовясь, если что, быстро ретироваться.

Во дворе творилось нечто невообразимое. Поперек дорожки, ведущей к приюту, стоял большая четырехколесная повозка, с крышей из плотной просмоленной ткани натянутой на деревянные дуги. Фургон. В таких обычно возили за армией провиант. Он был запряжен четверкой сальстанских тяжеловозов – здоровенных северных быков с мощными ногами и длинной шерстью. Около фургона расставлены деревянные ящики, причем некоторые из них вскрыты. Рядом, прямо на снегу, валялись тюки с солдатскими одеялами.

Среди всего этого безобразия вертелась кучка младших воспитанников, ловко кидавших тюки в фургон. Командовал ими здоровенный детина, стоявший к Фараху спиной. Он тыкал пальцем то в один тюк, то в другой и начальственно порыкивал на мальчишек. Его темно-зеленый плащ из толстой шерсти ниспадал с широких плеч до каблуков прочных кожаных сапог. С левого бока плащ топорщился. Там, судя по всему, на поясе висел меч. На голове здоровяка красовалась меховая шапка, с одним маленьким красным пером. Фарах застыл в нерешительности. Что происходит? Почему вояки короля распоряжаются в приюте?

До него донесся очередной взрыв знакомой ругани, и подмастерье огляделся, пытать отыскать источник – Тага. Шагнув в сторону и выглянув из-за фургона, он разглядел, что Састион и страж стоят на крыльце приюта. Ругались они яростно и самозабвенно. Это было непривычно – видеть ругающегося старшего воспитателя и привратника. Мир, определенно, перевернулся.

Недоуменно моргнув, Фарах пошел к ним, намереваясь разузнать, что тут твориться. Проходя мимо воина, он свернул с дорожки, стараясь держаться от него подальше. Подмастерье хотел проскользнуть мимо служивого, не привлекая к себе лишнего внимания. Во избежание неприятностей. Но это ему не удалось.

– Фарах!

Подмастерье медленно обернулся, не веря ушам. И замер. Из-под меховой шапки воина на него смотрел Килрас.

– Фарах! – повторил он. – Куда ты пропал! Тебя все ищут.

– Я, – сказал подмастерье, – я гулял…

Он удивленно смотрел на Килраса, – воспитанник выглядел как настоящий воин. Под плащом – толстая кожаная куртка с нашитыми внахлест металлическими бляхами. На поясе – короткий и широкий меч. Его взгляд не предвещал ничего хорошего: брови нахмурены, рот сжат в узкую полоску. Гроза врагов отечества. Хоть сейчас – в бой.

– Собирайся. – Коротко бросил Килрас. – Подойди к Састиону.

– Да что случилось то? – спросил Фарах, потрясенный воинственным видом товарища.

Раскрасневшееся лицо Килраса преобразилось. Он широко улыбнулся, снова превращаясь в добродушного воспитанника жрецов. Потом спохватился, нахмурился и положил ладонь на рукоять меча.

– Мы идем на войну, – гордо изрек он. – Собирайся. Выступаем через час.

Часть третья

Кровавый снег

"Сей записью, уведомляю всеблагородного коменданта города Таграма, о событиях, имевших место на улице Цветочников, третьего дня.

Отрядом дежурных стражей, у подвала общественного дома за номером двенадцать по указанной улице, было обнаружено мертвое тело, заколотое ножом в грудь. При обследовании подвала, была обнаружена комната со следами проживания. Среди утвари найдено было: треножников и плошек для масла – тринадцать штук; плащей, шерстяных, леаранской работы – три штуки; окровавленное полотнище, предположительно отрез льняной ткани работы цеха Таграмских ткачей – одна штука. Так же обнаружено остатков еды в изобилии. Следы испражнений свидетельствуют о проживании в подвале трех человек в течение семи дней. Предположительно в подвале был осуществлен ритуал жертвоприношения властителю Холода и Тьмы, а тело, упомянутое выше, впоследствии оказавшееся телом ткача Гарагона, являлось жертвой. Также уведомляю сим, что увеличилось число жалоб горожан вверенного мне участка на бесследное исчезновение родни и соседей. Считаю необходимым довести сии факты до сведения вашего всеблагородия.

Резолюция на рапорте.

"Совсем ополоумели! Война на носу, а они говно считают! Оставить сей документ без внимания, а сотника Вальдора и стражей его дежурных, отправить в регулярные части армии, дабы не занимались дурью, а служили отечеству.

1

На третий день пути фургон с Састионом и воспитанниками накрепко увяз в месиве из снега и грязи. Армейский обоз, не дожидаясь отстающих, ушел вперед, в белую пелену мокрого снега.