Дуглас Брайан - Дочь друидов

Под ногами горела жаровня. Ступни накалялись. С каждым мгновением боль становилась все более невыносимой, и все же Дертоса продолжала терпеть. Более того, она часто прикладывалась к холодной воде, которую подносил ей трепещущими руками Тургонес, и говорила, говорила…

– Это пронзает меня почти сладострастно, – бормотала Дертоса. – Когда мужчина смотрит на тебя, обнаженную, а ты воображаешь в мыслях, что именно он хочет с тобой сделать… Тело пронзает сладкая дрожь, которая отзывается в самых потайных уголках твоего естества…

– Говори, говори! – упивался Тургонес. – Ты – удивительная! Я обожаю тебя!

Он повернул рукоятку, и острые колышки выступили на поверхность еще больше. Мириады жал впились в тело Дертосы, разрывая ее плоть. Новая, более острая волна боли пробежала по ее телу. Она изогнулась, выставив вперед острые груди с напрягшимися сосками. Из ее рта потекла розоватая слюна.

– О-о! – простонал Тургонес. – Кажется, я страдаю вместе с тобой! Ты знала, моя радость, что я – девственник, как и ты?

– Какая новость… – прошептала Дертоса. – Теперь моя сладкая мука только усиливается… Расскажи, что ты чувствуешь?

Он смотрел на нее мутными от восторга глазами и не отвечал. Она попыталась чуть приподнять ноги над жаровней, надеясь, что он этого не заметит, но Тургонес тотчас упал на колени и метнулся к ее ногам.

– Опусти, умоляю тебя, опусти их! – закричал он. – Пусть твоя кожа обуглится! Пусть жар пронзит тебя до самого мяса! Умоляю тебя, не прерывай страдания, позволь ему стать невыносимым, бесчеловечным, свыше сил!

Дертоса не реагировала, и тогда он схватил ее горячие ноги холодными руками и с силой прижал их к жаровне.

– Вот так, – бормотал он в упоении, – вот так…

Она прикусила губу. Кровь потекла на подбородок. И тут Дертоса ощутила, как в ее теле зарождается новый жар. Этот жар казался прохладой по сравнению с тем, что устроил для нее палач. Пылало ледяным огнем ее естество – в тех местах, куда вонзились стрелы друидов. Невидимые стрелы света, сохранявшиеся в ее теле.

Умом она погрузилась в эту прохладу и стала думать о тех, кого любила. Об Эндовааре, которого оставила, боясь старости и разоблачения. О Туризинде, который любит ее – несмотря на все, что знает о ней. Даже о Конане, который – что бы он сам ни изображал – отказывается видеть в ней одно лишь орудие, «отмычку».

Мысль о Конане оказалась самой отрезвляющей. Вместе они вошли в башню магов и одновременно делают одно общее дело. Ей поручено уничтожить младшего мага, а она чем занимается? Доводит его до бешества сладострастия рассказами о своих страданиях. Очень мило.

Пора брать себя в руки. Она сосредоточилась, задумалась. Боль бродила по ее телу, накапливаясь. Достаточно ли этой боли, чтобы убить? Тургонес снова потянулся к рукоятке. Интересно, как далеко проникнут в плоть жертвы эти колышки? Достаточно ли глубоко, чтобы пронзить внутренние органы? Должно быть, так. В конце концов, ее убьет не боль от пытки, а последний удар палача. Нужно спешить!

Дертоса закрыла глаза, внимательно исследуя себя. Ее душа была полна холодной решимости. Она испытывала к своему палачу только ненависть, ничего более. Она изучила его вполне и уничтожила всякую возможность сострадания и сопереживания. Она знает, как убить его.

А он расслабился, распустил губы. Руки его тряслись, по подбородку текла слюна. В мутных глазах дрожало сладострастие. Он наслаждался, откровенно и по-детски беспомощно. Он был совершенно открыт перед нею. Очень хорошо.

Дертоса собрала всю ту боль, что накопилась в ее теле за время пытки, и изо всех сил метнула ее в своего палача. Пять ярких световых лучей вырвались из ее тела, ослепляя даже сквозь опущенные веки. Магия друидов соединилась с магией боли. Огромная личная воля Дертосы, унаследованная от матери-болотницы, помогла соединиться этим двум совершенно различным видам магии.

Сгусток страдания вонзился в середину тела Тургонеса, туда, где ребра расходятся над мягким животом. Черный круг образовался в теле мага.

Тургонес закричал, сдавленно, в ужасе. Наслаждение исчезло из его взгляда. Теперь перед Дертосой корчилось и вопило смертельно раненное животное. И это животное – Дертоса видела со всей отчетливостью! – боялось умирать. Оно страшилось страдания и смерти. Оно могло лишь наслаждаться чужими муками, но собственную вытерпеть было не в состоянии.

Дертоса тихо засмеялась сквозь зубы. Кровь по-прежнему текла по ее телу, но ноги она убрала с жаровни. Тургонес привязал ее к креслу за запястья. Девушка опустила голову и зубами разгрызла ремешок с правой руки, а затем освободила и левую.

Она не встала с кресла, а скатилась с него, упала на пол и осталась лежать, радуясь прикосновению холодных плит пола к измученному горящему телу.

Тургонес корчился на полу поблизости от лежащей Дертосы. Черный круг на животе мага расширятся и углублялся. В комнате отчетливо пахло горящей плотью. Боль сжирала Тургонеса изнутри. Дертоса увидела обнаженные внутренности, обугленные и почерневшие. Затем отверстие стало сквозным. В животе Тургонеса образовалась дыра, и Дертоса могла рассмотреть пол сквозь тело мага.

Тургонес все еще стонал и слабо царапал пол. Ему осталось прожить считанные мгновения. Дертоса отползла подальше, чтобы он ненароком не зацепил ее. Световые лучи опять начали исходить из тела девушки, но теперь они не жгли, а напротив – обдавали целительной прохладой.

Она с трудом встала и, хватаясь за стены, прошла по комнате. Она точно знала, что именно ищет.

И нашла это в спальне, под кроватью. Острый, как бритва, кинжал с причудливой рукоятью и широким лезвием. Странно улыбаясь, как сомнамбула, Дертоса вернулась в лабораторию и остановилась над неподвижно лежащим магом.

Тургонес был мертв.

Мертв ли? Дертоса не была в этом так уверена. Она знала, что, имея дело с магами, следует соблюдать предельную осторожность. Одно из главных правил: никогда не следует доверять магу, который, возможно, только притворяется мертвым.

Поэтому Дертоса сделала то, что должна была сделать. Схватив Тургонеса за волосы, быстрым движением она отсекла ему голову. Затем, отбросив голову как можно дальше, она отползла на несколько шагов и потеряла сознание.

Глава двадцатая

Закончив заклинание, Фульгенций остановился и затем медленно, торжественно опустил руки. Конан стоял перед ним неподвижный, как статуя. И к тому же весьма красивая статуя…

Фульгенций невольно залюбовался зрелищем. Рослый полуобнаженный человек, дочерна загорелый, с мощными лоснящимися мускулами. Копна нечесаных черных волос, ярко-синие глаза, выразительные черты молодого лица. Да, такой может устрашать, если захочет, но может и вызывать искреннюю симпатию. Недурной образец. Хорошо заполучить его в свое собрание душ.