Ольга Григорьева - Колдун

Болотник потянулся и, заслышав над головой неясный шум, глянул вверх.

– Достаньте его, – загремел оттуда раздраженный голос воеводы.

Егоша вновь улегся, прикрыл глаза. Торопился Блуд, шел на поклон, будто телок на веревочке. Только пока еще не ведал этого…

– Да как же его вытащить? – робко возразил воеводе тихий мужской голос. – Для этого в поруб влезть надобно, а люди шепчутся, будто у него там уже двое убитыми лежат.

– Дубина ты лапотная! – огрызнулся Рыжий. – Коли пугаешься бабьих сплетен, то свет не засти! Пусти! Сам к нему полезу!

Недовольно ворча и продолжая бормотать что-то о мертвецах и коварстве Пастыря, мужик отошел. По крайней мере, его большая тень уже не маячила над Егошиной головой. Вместо нее сверху упала крепкая пеньковая веревка и свесились ноги в расшитых золотом сафьяновых сапогах. Егоша зажмурился и лишь слышал, как, силясь удержать свое тяжелое тело, тот натужно сипит. Пыхтение приближалось, и вскоре из-под ног Блуда на Егошу посыпался мелкий песок.

– Не торопись, боярин, – не открывая глаз, произнес болотник. – На тот свет не опоздаешь.

Он хотел напугать воеводу и своего добился. Засопев еще громче, тот спрыгнул и молча вжался в стену поруба. Чуя его сбивчивое дыхание, Егоша лениво приоткрыл один глаз:

– Присаживайся. В ногах правды нет.

Блуд поежился. Темнота и сырость поруба пугали его не меньше, чем спокойный голос пленника. На миг ему показалось, будто не проклятый Выродок, угодив в поруб, ждет смерти, а сам он, княжий воевода, осужден томиться в этом грязном и тесном колодце.

Испуганно озираясь, он двинулся вдоль стены. Нога зацепилась за что-то неподвижное. Щуря еще не привыкшие к темноте глаза, Блуд наклонился, коснулся препятствия дрожащими пальцами. Холод мертвого человеческого тела заставил его испуганно отдернуть руку.

– Да ты не дергайся, – раздался из темноты насмешливый голос Выродка. Блуд вгляделся. Болотник лежал на глиняном полу, вольготно откинув голову на плечо мертвеца, и скалил белые зубы.

– Чем метаться попусту – на него бы и сел, – приветливо пригласил он, – Чего гнушаешься? Иль лавка не нравится? Ничего, привыкай. Узнает князь про твои деяния – и таких не увидишь.

В последнем сопротивлении необъяснимому страху рука Блуда легла на рукоять меча. Егоша взметнулся на ноги, резко стукнул коленом по локтю воеводы. Коротко взвизгнув, тот выпустил оружие. Дрожа побелевшими пальцами, его рука безвольно повисла вдоль тела. Егоша вспомнил старого Нара, научившего болотника отыскивать маленькие бреши в человеческом теле. Словно предательские дыры в кольчуге, эти точки делали любого врага уязвимым и беспомощным. Егоша и аварцев так же прикончил – дождался, пока, склонившись над ним, один из рабов вытянет из-за пояса отравленную иглу, а потом быстрым взмахом связанных кистей заставил изготовившегося к удару аварца вонзить ядовитое острие в своего приятеля. Помраченный рассудок обиженного с ответом не медлил – и теперь оба лежали возле Егошиных ног тихие и примирившиеся. Перепуганный воевода не многим отличался от них…

– Больше не смей, – пригрозил болотник ошарашенному боярину. Тот покорно кивнул. – Я знаю, зачем ты пожаловал. – Опустившись на тело убитого аварца, Егоша поерзал, выбирая удобное положение. – Боишься, что многое сумею рассказать? Опозорю тебя и перед князем, и перед людьми?

Воевода быстро закивал. «Неужели с перепуга говорить разучился?» – про себя усмехнулся болотник и продолжил:

– У нас с тобой, воевода, желания одни. Ты суда надо мной пугаешься, так ведь и я его не жажду… Может, столкуемся и обмозгуем, как избежать сей напасти? Убить меня ты не сумел да и вряд ли сумеешь, а вот выпустить можешь. Тогда уж будь спокоен – я сам к князю о твоих делишках сказывать не пойду – я покуда жить хочу…

Воевода затрясся. Болотник требовал немыслимого! Конечно, будь на то Блудова воля, он, не задумавшись, отпустил бы пленника – окажись он хоть самим Волчьим Пастырем, но Ярополк… И стража у поруба… Нет, невозможно!

– Боишься… – уловил ход его мыслей пленник. – Зря. Ведь бояться-то тебе надобно не князя и не стражи, а меня. Коли сделаешь все по моим словам – комар носу не подточит, а коли откажешься – на себя пеняй!

Онемев от ужаса, Блуд молча мотал головой. Он помнил того неказистого и робкого паренька, которого брал когда-то в княжью дружину. Этот пленник не был им! Глаза Блуда видели перед собой то же зеленоглазое лицо, но душа воеводы тряслась, чуя под знакомой личиной опасного и очень могучего врага. «Он колдун, – вспомнились воеводе слова Рамина. – Он пинал меня, как дети пинают камушки на дороге. Он видел невидимое и поедал мою душу». Тогда Блуд лишь посмеялся над спятившим сотником, однако теперь ему было не до смеха. Хотелось бежать прочь от скалящего зубы нежитя, но ослабшие ноги отказывались служить. И куда бежать? Этот зеленоглазый найдет везде… Его не убить никому, даже князю…

– Не трясись. – Болотник покосился на Блуда блестящими огромными глазами. В их глубине дремлющей змеей свернулась смерть. – Будешь меня слушаться – будешь жить…

Собрав последние остатки мужества, воевода прохрипел:

– Ты меня не пугай!

– А я и не пугаю! – Болотник досадливо повел плечом. – Я твоих слуг, – словно запоминая застывшие черты аварцев, он вгляделся в их посиневшие лица, – за один миг к праотцам отправил. Думаешь, с тобой проволочка выйдет?

Силы покинули воеводу. Он угодил в ловушку нежитя и знал это. Захлебываясь рыданиями, он осел на колени и, шаря ладонями по влажной глине, пополз к болотнику:

– Зачем я тебе? Ну зачем? Отпусти меня… Молю… Егоша презрительно скривился. Блуд не нравился ему и раньше, но теперь вовсе походил на корчащегося в агонии дождевого червя. Однако он оставался обычным человеком и мог беспрепятственно снять науз Сиромы.

Слегка подпихнув хнычущего воя ногой, Егоша милостиво произнес:

– Ладно, не ной. Выслушай, что сделать, запомни и знай – я тебя везде сыщу!

– Ты не убьешь меня? – все еще заикаясь, прошептал Блуд. Будучи воином, он часто думал о скорой смерти, но при этом всегда знал – его душа попадет в ирий, а потом вновь вернется на землю, пусть не помнящая былой жизни, но такая же бессмертная, как прежде. А гибель от рук нежитя грозила пламенем Кровника или вечными ледяными объятиями служанок Морены… Он боялся. Болотник разозлился:

– Я же сказал: будешь слушаться – будешь жить!

– Хорошо, хорошо.

– Сейчас ты развяжешь мне руки и потребуешь, чтобы тебя вытянули.

– Да, да…

– Но главное сделаешь потом. Когда меня поведут к князю, из толпы станут бросать камни. Один ударит мне в голову. Я упаду и захриплю. А затем умру.