Клыки Доброй Матери - Олли Бонс
Поставили кресло, и человек в красных одеждах медленно опустился в него. Другие встали за его спиной и по сторонам, кто-то прошёл и во двор, видно, следя за тем, чтобы соблюдался порядок. У четверых к поясам подвязаны были кривые мечи. Нуру старалась не поднимать глаз, но как удержать любопытство, впервые оказавшись в Доме Песка и Золота?
Людям приказали говорить.
Беседу вёл человек, что стоял по правую руку от кресла. Он выслушивал и выносил решения, то и дело спрашивая взглядом, верно ли поступает. Тот, что сидел в кресле, едва заметно кивал, опуская веки. Порой он морщился от громких голосов, и смуглая рука его поднималась, будто хотела коснуться лба, но он останавливал это движение и опять застывал, величественный и прямой.
Пятеро явились с жалобой на торговца пряностями за то, что обвешивал, а порошок из толчёной коры мешал с глиной. Принесли миску, порошок развели, посмотрели на цвет, попробовали на вкус, и вина подтвердилась. За торговцем послали людей.
Двое соседей повздорили из-за забора, разбитого телегой. Один говорил, его сосед неумело правил, вот и сломал забор. Тот возражал и утверждал, что забор возвели наспех — и сам бы упал, да ещё залезли в его двор, вот телега и не проехала. Им велели идти, и с ними пошёл человек — проверить, кто прав.
Привели торговца пряностями. Он плакал и кричал, но и в доме его нашёлся порошок, смешанный с глиной.
— Ты крадёшь у людей, — сказал ему тот, кто судил. — С тобой поступят, как с вором.
Торговца увели, и следующим заговорил Мараму.
— Я хочу говорить со Светлоликим Фарухом, — сказал он.
Человек в алом оторвал руку от подлокотника, одним жестом заставил других умолкнуть и ответил ему сам:
— Светлоликий Фарух, наместник Великого Гончара, отец Тёмных Долин и Цветных Песков, Жёлтого берега и Сердца Земель, сегодня не выйдет. Я, Бахари, здесь вместо него, и моя воля всё равно что воля Светлоликого, а его устами говорит Великий Гончар. С чем ты пришёл? Я слушаю!
— В городе ждут кочевников, — начал Мараму. — Я музыкант, хожу там и здесь. Я услышал…
— Смуту наводишь? — воскликнул Бахари, возвышая голос. — Увести его!
— Фаникию ждёт беда! — выкрикнул гадальщик, поднимаясь с колен. — Кочевники идут не с добром! Они хотят править всей Сайрилангой…
Его ударили — ударили подло, сзади, — сбили с ног, и что было дальше, Нуру не видела за людскими спинами. Она вскрикнула, прижав к губам ладонь, забыв, что может выдать себя. Но ахнули все, и все подняли головы.
— На колени, — велел Бахари, — и смотрите вниз! Каждый, кто не уважает Пса и Антилопу, помогающих вынести верное решение, будет наказан. С кочевниками у нас договор, бояться нечего, и нечего слушать лжецов. Такие, как он, сеют раздор, а из раздора вырастает вражда, льётся кровь и плачут невинные! То будет ваша кровь, и ваши слёзы.
Ненадолго подняв глаза, Нуру увидела, как он прохаживается, высокий, красный — а Мараму волокут по ступеням, безвольного, с опущенной головой. Его платок едва держался, и вот упал. Один из людей наместника тут же окликнул Бахари.
— Вот и знак! — сказал тот, приглядевшись. — Честные люди не прячут лицо и волосы. Это не честный человек, не один из нас — он заслан, чтобы пускать лживые слухи! Может, люди Равдура хотят прийти и отнять наши земли? Может, этот червь заодно с Творцами? Те, кто послал его, ждут, что мы начнём враждовать друг с другом, ослабнем — и подло ударят в спину! Запомните, что видели, и расскажите всем: сегодня Великий Гончар помог нам узнать предателя! Мы не станем слушать ложь. И пусть отныне в Дом Песка и Золота ведут каждого музыканта, который осмелится появиться в Фаникии! Это уже второй, от которого мы терпим зло, и я это так не спущу. Кто приведёт, получит награду — три серебряных фаланги!
Дальше Нуру слушать не стала.
— Что, уходишь? — ехидно спросила соседка. — Как же работа?
— Брата всё нет. Лучше я пойду.
— Иди, да не останавливайся до самого дома!
Уходили и другие — те пятеро, что жаловались на торговца, и ещё кто-то. Видно, спешили разнести сплетни, даже махнули рукой на свои дела. Склонившись низко, чтобы не оскорбить Светлоликого Фаруха, Антилопу и Пса, они вышли со двора спинами вперёд, а там разошлись кто куда. Пошла и Нуру.
Белый город дрожал. Всё казалось кривым — улицы, дома и люди. Нуру смахнула слезу и вскинула голову.
Она знала: нужно вернуться к старухе. Но что дальше? Неужели уйти, бросить Мараму здесь? Что ещё с ним сделают…
Нуру шла, торопясь, и не знала, куда торопится. Сама не заметила, как дорога свернула к озеру, а окраины остались за спиной. Впору поверить, что слова, брошенные злой женщиной, сбываются — вот, пропустила знакомый двор…
Нуру повернула обратно. Шла не спеша, искала — нет двора! Вот уже и рынок с колодцем. У стены играют дети, бросают камешки, и внук хозяйки с ними.
— Прошу, отведи меня к бабушке, — сказала Нуру, подойдя. — Я останусь ещё на одну ночь, но не могу найти ваш дом.
Мальчик посмотрел удивлённо, и другие дети, забыв игру, тоже уставились на неё.
— Нет у меня бабушки. Ты, должно быть, с кем-то спутала!
— Должно быть, спутала, — пробормотала Нуру. — Прости.
— А у кого жила? Ты расскажи, какой дом, а мы тебя проведём, если дашь каждому по медному ногтю!
— Я найду сама, — сказала она. — Вот ещё, давать ногти таким хитрецам!
— У-у! — воскликнули дети ей вслед. — Жадная! Если вернёшься за помощью, возьмём вдвое больше!
Нуру шла, уже сердясь. Как не узнать место? Стыдно! Двор был здесь, вот тут, где уже нет домов, где стоит густой кустарник, а под ним виднеются остатки глиняной ограды.
Она огляделась — рядом никого, — и, решившись, подняла колючие ветви и пробралась во двор. Почёсывая голову — дёрнула волосы, больно! — уставилась на упавший навес. Он лежал так уже давно, и травы его оплели, проросли сквозь раскатившиеся прутья.
Вот печь — она провалилась, наполнилась грязью, а рядом метла. Вот дом хозяйки, растрескавшийся, со сломанной
