Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева

– Кроме несчастного осло.

Она останавливается и сверкает задорными вишнями.

– А он не от тяжестей окочурился. Его задрал пустынный лео. Так что, вперёд, мой раб, и меньше разговаривай. Силы нужны не для разговоров. Да скоро ты и сам всё поймёшь.

Лерран ступает за девой след в след, и вскоре понимает: движение напоминает грань между сном и реальностью, когда не понимаешь: то ли ты уже нырнул в вязкое сновидение, то ли ещё балансируешь на краю.

Есть только бескрайний песок – огромное полотно на много вёрст вокруг. И есть спина странной девушки с двойным именем, что шагает легко и без устали, будто знает магическое слово, способное утихомирить шёпот песков, притупить жажду, договориться с опасными хищниками, коих здесь – он знает – великое множество.

Леванна Джи

У Леванны всегда находились мощные стимулы выживать и двигаться вперёд. Обирайна бесконечно испытывала её на прочность, но Леванна не жаловалась: кому-то суждено жить бучкой-однодневкой, кто-то купается в роскоши, кто-то тонет в бедности. Она же вышла замуж за дорогу, ещё не родившись.

Леванна могла гордиться: среди следопытов, разведчиков и проводников ей, наверное, не было равных. Может, потому что немногие могли похвастаться, что знают тайные тропы Зеосса досконально.

Людей почему-то пугали дороги. Страшили передвижения и тёмные места на картах. Да и не существовали они, подробные карты Зеосса. Наверное, люди разучились их составлять. А может, страшились непонятных запретов, тайн прошлого.

Леванна очень давно поняла: любые законы, страшилки, легенды иносказания можно бессовестно использовать, подминать под себя, если знать, как это делать аккуратно. А иногда и вовсе не заморачиваясь на всякие буквы и крючкотворства.

Иди вперёд и поменьше открывай рот. Меньше откровенничай – и никто тебя не остановит, не навяжет свои правила. Делай вид, что подчиняешься. Склоняй голову там, где положено. Преклоняй колени там, где требуется. И ничего дурного не случится. Голова не отвалится, колени не рассыплются, а ты получишь исподтишка, обходными путями, желаемое. Важно лишь не высовываться и не открывать собственные мысли.

Никаких мук совести, никаких правил и честности, если дело касается цели. Это касалось мелочей, но никогда не попирало главного. На сделку со своими принципами, внутренними барьерами и рубежами Леванна не шла никогда.

Она не любила вспоминать родных. Всего лишь кровь, от которой никуда не деться. Давно поняла: есть родные, а есть близкие. Научилась хорошо разграничивать эти понятия и не мучиться выбором.

Если в ней нуждалась семья, Леванна помогала. Без лишних стенаний и неудовольствия. Это как выполнить грязную работу – просто есть слово «надо».

Если в ней нуждались близкие по духу или  люди, ставшие на какое-то время родными, могла отдать себя полностью, почти без остатка, не жалея и не рассчитывая сил.

Она знала: иногда люди не стоят затраченных на них усилий, но всегда поддавалась порывам души и выкладывалась. Что оставалось после на донышке? Не важно. Радовалась, когда могла скрывать опустошённость и делать вид: ей ничего не стоило поступить именно так. Небрежно, будто не вывернулась наизнанку, а всего лишь сыграла удачную партию, слегка пошевелив пальцами.

Леванна сравнивала себя с объёмной сумой, из которой всегда можно извлечь что-то нужное, потому что внутри много кармашков, потайных отделений, шкатулок и мешочков. Бесполезное хаотичное, спутанное барахло для тех, кто не понимает. Вечные секреты и удивление для тех, кто знает толк в неожиданных подарках Обирайны.

Она подобрала красавчика не из жалости. Не из холодного расчёта поиметь необходимую физическую силу, хотя нуждалась в дополнительной паре рук. Сейчас бы ей больше пригодились крепкие две пары ног вьючного животного, но выбирать не приходилось.

В нём чувствовался надлом и драма. Она видела трещину, через которую сочилась наружу боль и уходила сила. Милосерднее было бы бросить его в Мёртвых песках, но его упрямство и мрачная решительность очаровали. И потом: она всегда питала слабость к подобным красивым и порочным гайданам. Ничего не могла с собой поделать.

Когда-то, очень давно, может, в прошлой жизни, о которой она вспоминала с лёгкой грустью, один такой же безумно красивый шараканище дал ей второе имя – Джи.

Леванна помнила всё. Помнила каждую мелочь, каждый штришок, но предпочитала набрасывать тонкое прозрачное полотно на тот период. Всё равно что хранить драгоценность, которую ты не имеешь право достать из футляра и надеть, но можешь вволю любоваться.

Она помнила его имя, улыбку, тепло рук, взмах ресниц, привычки и пороки. Помнила, как он любил спать и ерошить волосы. Помнила вкус его всегда горячих губ, но никогда не позволяла себе грустить и упиваться прошлым.

Что было, то прошло. Нет смысла сидеть у потухшего кострища и без конца ковыряться в остывших углях: измажешься, исстрадаешься, но так никогда и не добудешь искру, что подарит тепло или что-то стоящее.

Есть дороги – они лечат печали. Они помогают находить новые возможности. И даже если ты иногда оглядываешься назад, то делаешь это всего лишь из желания хорошо помнить повороты, развилки, широкие тракты, верстовые столбы.

Зная мелочи, никогда больше не попадаешь в расставленные капканы и ловушки, умеешь их обходить. А если обойти не удаётся, умеешь обезвредить опасности.

«Джи! – кричал, сверкая глазами шараканище из прошлого, – Ты как исправная тетива, как волос в смычке! Джи – это твоя суть, внутренний звук, как свист крыльев, как рёв жадного пламени. Я бы повторял твоё имя вечно!».

Он остался там, на одной из дорог. От него – только второе имя да белозубая улыбка в закоулках памяти. Она не отказалась ни от первого, ни от второго. Как никогда не отказывалась от путей и ответственности.

Этот Лерран ничем не походил на того, кто растворился в паутине вытоптанных и проложенных трактов Зеосса. Разве что безупречной красотой, от которой невольно замирает сердце.

Она слышит его надсадное дыхание за спиной. Знает: ему тяжело. Знает: он очень слаб, а позже сил станет ещё меньше, но не собирается жалеть. Иначе не было смысла его спасать.

– Давай, давай, раб! Не отставай! Шевелись, двигайся! – бормочет она периодически, подхлёстывая, подгоняя. И, возможно, благодаря невольной злости красавчик до сих пор не упал.

Он не сбивал её с ног и не ломал шею не из-за нехватки дурной силы в руках. Ему нужно выбраться из песков. И пока разливается коричнево-жёлтое море, она может идти впереди, не опасаясь, что злющий шаракан вцепится ей в глотку, желая испить крови.

Леванна не обольщается на его счёт. От слабости и проклятья, что висит над ним чёрным облаком, она смогла увидеть Лерранову сущность, прочитать то, что он не особо прятал, и то, что хоронил от самого себя. (1f101)

Откуда берётся вязь в груди? Вязь из сложных узоров, переплетающихся веточек, листочков, тугих бутонов, что готовы превратиться в цветы небывалой красоты?

Откуда рождается музыка дорог? Откуда берутся силы переставлять ноги? Откуда рождается чутьё, позволяющее находить единственно правильный путь?

Леванна не знала ответов, но зато умела прислушиваться и слышать, открывать глаза и видеть, делать шаги и выбирать ту самую верную карту, имя которой – козырь.

Глава 39 Первая жертва

Дара

Мы двигались как-то очень легко, без приключений, но я видела, как хмурится Геллан, как чётче проступает вертикальная чёрточка между его идеальных бровей. Видела тёмные круги усталости под глазами, отчего они казались ещё ярче: светились какой-то лихорадочной синевой, и я ловила себя на мысли, что всё чаще хочу зажмуриться, чтобы не поддаваться их колдовскому свету.

Нам снова пришлось сделать крюк. Свернули куда-то в сторону, подальше от селений. И всё это молча, без объявления дальнейших действий.

– Мы едем в Обитель стакеров. Настаёт время расстаться с Файгенном, – разомкнул божественные уста Геллан. Видать, я опять фонила мыслями, как прохудившийся чайник.