Наталья Гвелесиани - Дорога цвета собаки

– Слава Кевину, господа! – сказал он хрипло, и все осушили бокалы, наполненные до краев во время неистовства музыки.

Выдержав паузу, офицер повел разговор, держа пустой бокал, как подсвечник, и направляя его в разные стороны.

– Господа! Хоть мы и не знакомы, я уже имел честь видеть каждого из вас. Все вы хаживали в разное время возле родного моего дома в Суэнском переулке. Вы, господин с малиновой лентой, отправлялись по вечерам к учителю музыки. Ваша… прости… твоя скрипка мелькала в проеме окна, куда я поглядывал из глубины залы, два или три раза в неделю. Я запомнил разрисованный цветными мелками футляр и твой античный профиль. Когда ты возвращался обратно, в профиле была нарушена =пропорция, а футляр был лишен рисунков. В это самое время из окна в доме напротив античный твой профиль и размалеванный футляр мог видеть витязь с сиреневой лентой… Братец, не подскажешь, что все-таки нам товарищ, выбравший малиновый цвет, рисовал на своем футляре? Я близорук с рождения, ты же глядел на небо в самодельные телескопы, заставив ими не только чердак, но и балкон, выходящий к моему дому. Походившие на разросшиеся во все стороны кактусы, они напоминали тебя, твою стриженую под ежик голову. Прости, но ты всегда был так занят, что мы так и не сумели познакомиться. Хотя с тобой дружил мой товарищ по Шахматному клубу. Тот, что безнадежно влюбился в дерзкую девчонку Лану, которая прислонилась сейчас к плечу единственного господина, которого я не видел нигде, никак – даже в деталях общего потока. Он в штатском и одет, как чужестранец. И все-таки этот витязь, не обозначивший себя цветом, тоже ходил, сужая круги, возле родного моего дома в Суэнском переулке. Потому, что я о нем =читал!

Годар, слушавший офицера с интересом и растущей симпатией, выпустил от удивления из поля зрения его красивое раскрасневшееся лицо, мощную шею с напряженными мускулами, похожими на перекрученные бинты, выдвинутое вперед плечо с расслабленно возлежавшей бежевой лентой. Вниманием Годара завладел бокал,сквозь который блеснуло в его сторону пламя дальней свечи, что угодила на мгновение в поле стекла.

Все сразу заметили Годара. Он почувствовал это осязанием: скольжение многих взглядов по лицу и одежде, под которой была еще и кожа, но не стал отводить каждый из них улыбкой. Прищурившись, он пристально смотрел в лицо говорившего офицера и одновременно держал в поле зрения огонек, то и дело растворяющийся в фокусе стекла бокала.

– Я читал о нем короткими вечерами, так похожими друг на друга, что мне теперь кажется, что вечер был только один, и герой, про которого я читал в иностранных книгах из библиотеки отца, тоже был один. Я читал о нем, пока ты, Малиновый витязь, разучивал соло для скрипки, а еще один будущий наш товарищ – Сиреневый витязь – вытягивал моего друга из путины безответной любви, показывая ему места на безоблачном, синем небе, где должны были быть, по мнению астрономов, звезды. В последний раз книга назы-валась "Сказанием о Георгии, поразившем…" – Бежевый витязь запнулся. Краска сползла с его щек. Он наполнил бокал и произнес поскучневшим голосом: – Будем знакомы: Давлас.

Все, в том числе и Годар, последовали его примеру – представились и выпили. После чего наступило время трапезы. Теперь можно было расслабиться и завязать беседу с ближайшими соседями по столу.

Годар наклонился к Лане:

– Скажи, пожалуйста, где можно достать форму?

Девушка иронично парировала: – Ты чувствуешь себя обнаженным? – Скорее, чересчур одетым. Лана спокойно и лукаво смотрела ему в глаза с расстояния десяти сантиметров.

Усилием воли он сдержал инстинктивный порыв застегнуть верхнюю пуговицу на куртке.

– По правде говоря, я не совсем понимаю, кому и зачем я здесь понадобился. Скорее всего, произошла ошибка. Но я готов служить вашему королю даже по ошибке. Вот только бы найти человека, который бы разъяснил мне мои обязанности. И форму. Хотя бы без шелковой ленты.

– Так не бывает, – засмеялась Лана, – сотенные командиры без ленты в природе не встречаются. Иначе ратники потеряли бы знаки различия, и вместо войска перед Его Величеством предстала бы тысяча обычных мальчишек. Когда ты выберешь ленту, твои солдаты сделают себе на погоны нашивки того же цвета.

– Ну, и где же у вас ленты?

– О, это вопрос сложный! Ленты, как и форму, изготовляют семейные портные. Все это готовится с детства, и не зависит от того, назначат ли владельца мундира и ленты в королевское войско и станет ли он сотенным. Выбрать цвет проще. Такому сироте, как ты, это проще простого. Думаю, тебе следует поступить так, как поступил однажды граф Аризонский. Человек, открывший эту землю и основавший наше государство, великий географ и путешественник граф Ник Аризонский, приведя сюда отряд поселенцев, воткнул штырь с зеленым полотнищем недалеко от места, где теперь Королевский Дворец. Но здешнее солнышко за пару недель сделало флаг неотличимым по цвету от растресканной глины. Среди поселенцев было много умельцев – с графом в будущую Суэнию пришла не только знать, но и люди попроще: доктора, учителя, ремесленники, крестьяне. Были среди них и ученые. Последние занялись изобретением закрепителя красок. Но, какие бы красители они ни употребляли, каждое новое полотнище вскоре превращалось в ветошь цвета глины. Государство, которое еще предстояло построить, рисковало остаться без Флага, если, конечно, не держать его вечно, как узника, в стенах Дворца. И тут появились феи. Бродячие, похожие на цыганок. Самую красивую из них граф Аризонский взял в жены. На других женились некоторые холостые поселенцы. Супруга Аризонского собственноручно изготовила шелкотканное полотнище. Волшебную материю назвали впоследствии вечным, несгораемым шелком. Из суэнского шелка шьют теперь вечерние платья знатным дамам. Из него же изготавливают ленты сотенных командиров и нашивки на погоны рядовым.

Но даже несгораемое, неветшающее рукоделие феи не смогло удержать краску: зелень полотнища выцвела под неумолимым солнцем.

Тогда фея предложила поднять на флагштоке прозрачный шелкотканный флаг, сквозь который можно было увидеть все изменения облаков, все оттенки белого на фоне золотисто-голубого неба, или любой другой цвет, который придумается взглянувшему.

Граф счел затею единственно разумным выходом из положения. "ыЧто ж, пусть каждый видит то, что ему увидится. Был бы только разумен правитель, – решил он. – Все равно, больше того, что есть на свете, не увидишь". Когда же флаг вознесся над поселением на длинном металлическом флагштоке, Аризонский, согласно шутливому ритуалу, придуманному супругой, взглянул, приставив козырьком ладонь ко лбу, на полотнище, и, усмехнувшись, заказал себе новый сюртук: темно-зеленый, точно такой, в каком был одет в тот день, даже того же покроя. А первым правителем назначил, короновав, своего лучшего друга Джона. Сам он предпочел политике занятия наукой… Начало причудливому нашему государству положил союз географа и феи. Так гласит легенда… Или сплетня!