Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Дороны, в отличие от утончённых и вечно занятых Блохов, были простые, бесхитростные и весёлые люди, пение и музыка в их доме никогда не переводились: пели все, даже Шошана весело, хотя и робко, подпевала, когда муж и старшие мальчики затягивали любимые мелодии шабата своими приятными баритонами. Бывая у них, Моти часто думал: «Когда у меня будет семья, я тоже заведу эту моду — ни дня без музыки!» Всё это дало возможность Доронам устроить своему первенцу свадьбу по самому высшему разряду. Конечно же, прекрасная музыка звучала всю ночь, наверное, на всю Меирию, где при центральной синагоге гуляли свадьбу своих детей рав Давид и Ривка Ханани и Натан с Шошаной Дорон.

На свадьбе друзей, Моти не без некоторого трепета увидел Рути и её родителей.

Оба — и мать Рути, маленькая кругленькая Хана, и её суровый отец Гедалья, на протяжении всей свадьбы ревниво наблюдали, с каким робким обожанием дочка взирала украдкой из «девичьей половины», где собрались подруги невесты, на весёлого черноглазого друга жениха. Не ускользнуло от старого Гедальи и то, какими глазами смотрел на неё этот армейский друг жениха, человек явно не их круга…

Назавтра Моти принялся лихорадочно листать записную книжку в поисках телефона, который ему во время последней встречи строго и требовательно продиктовала Нехама. Вечером он позвонил Рути, чем несказанно её ошеломил и до слёз обрадовал.

Этим звонком он решительно ставил точку на своём неразделённом чувстве к теперь уже жене своего армейского друга… …Несколько недель после этого продолжалось радостное узнавание друг друга, встречи и походы на концерты то классической музыки, то современной, то клейзмерской, беготня по маленьким кафе-кондитерским: маленькая, пышненькая Рути была такая сладкоежка!.. Именно тогда в Эрании и пригородах возникла и набирала силу сеть маленьких уютных кафушек «Шоко-Мамтоко».

Моти поначалу испытывал к сероглазой застенчивой девушке нечто вроде благодарности за её молчаливое восхищение им, потом благодарность переросла в нежность, а там и в пылкую влюблённость. Да и как можно было не влюбиться в девушку, взгляд серых удивительных глаз которой выражал искреннее восхищение и оказался поистине целительным для раненого самолюбия гордого парня!.. Всё существо маленькой застенчивой девушки излучало горячую любовь и преданность, которая не требовала никаких слов и объяснений. Да на слова Рути и не была мастерицей; строгое домашнее воспитание не допускало никакой активности по отношению к парню.

Когда они бродили вдвоём по шумным улицам Эрании (в Меирии, где жила Рути с родителями, братьями и сестрой, они предпочитали вдвоём не показываться), счастливая, сияющая Рути восхищённо внимала каждому его слову, а то вдруг принималась тараторить почти без умолку. Влюблёнными глазами она снизу вверх поглядывала на спутника, который внимательно, с доброй улыбкой выслушивал её, то и дело отпускал смешные реплики, потягивая сигарету, нежно, покровительственно приобнимал её за плечи. Это смущало и немножко пугало скромную и тихую девушку, но она даже и не пыталась отстраниться, не сводя с него робких, и в тоже время восторженных глаз газели… И перебирала, перебирала пухленькими маленькими ручками тугой завиток на кончике светло-русой косы…

Моти был приятно удивлён, что робкая, полненькая девушка с выразительными серыми глазами оказалась столь милой и интересной в общении, пожалуй, не менее интересной, чем Нехама. Да, не было в ней бойкости и яркости Нехамы, но и не было свойственной Нехаме насмешливой резкости суждений на грани безапелляционности. Её любовь к музыке, тонкое понимание и классики, и еврейской народной музыки, и лёгкой современной музыки, и джаза завораживало. Концерты, на которые они часто ходили, необычайно сблизили их. Неожиданно для себя он понял, что уже скучает без её серых, сияющих восторгом глаз, без этих нежных и робких взглядов, которыми она каждый раз его встречала и провожала. А до чего здорово ощущать родство душ, держась за руки и вместе слушая любимые мелодии!.. О, как он любил глядеть на её пухленькие с длинными пальчиками ручки, застенчиво перекручивающие тугой завиток косы…

Однажды Моти и Рути после концерта бродили по вечерней набережной Эрании, и в ушах обоих ещё звучали чарующие мелодии. Неожиданно для себя самого, а тем более для девушки, Моти предложил Рути зайти к нему, посмотреть, как он живёт: «Разве тебе неинтересно? У меня с балкона открывается потрясающий вид на море! Особенно сейчас, в такую тихую лунную ночь!» — озаряемый загадочным светом луны, он как будто обволакивал влюблённую девушку сиянием своих горячих глаз, и она не нашла в себе силы отказаться.

Она не помнила, как они добрались до маленькой квартирки Моти, только тесную грохочущую кабинку лифта и горячие глаза любимого, пристально заглядывающие в её глаза смущённой, испуганной газели. Дома он тут же включил магнитофон и поставил кассету с их любимыми мелодиями, подвел Рути к двери балкона и предложил полюбоваться панорамой города и морским простором, по которому протянулась мерцающая лунная дорожка, а сам скрылся на кухне. Дверь, ведущая на крохотный балкончик, где и ногу-то поставить, казалось, некуда, была распахнута, лёгкий ветерок приятно овевал разгорячённое лицо ошеломлённой необычностью всего происходящего Рути. Она восторженно разглядывала лежащую у неё под ногами панораму ночной, залитой луной Эрании. Ночные огни города напоминали гигантское украшение. Звучащая за её спиной тихая музыка создавала особое лирическое настроение.

Неслышными шагами Моти подошёл к ней сзади и положил руки на плечи. Рути вздрогнула, обернулась и робко, испуганно подняла глаза на возлюбленного. Её напугало незнакомое, возбуждённое выражение его лица. Она даже не заметила, что он стоит перед нею в майке и домашних штанах до колен. Моти тут же с силой развернул её к себе и принялся покрывать её лицо жаркими поцелуями. Внезапно он впился ей в губы, что ещё больше напугало девушку. До сих пор он ласково и робко целовал её в щёчку, и никогда в губы. В этот тёплый вечер её бил озноб. Она с силой упёрлась обеими ручками в его грудь, пытаясь осторожно оттолкнуть его от себя. Моти взял одну её руку и принялся целовать каждый пальчик, бормоча какие-то смешные слова, приговаривая после каждого пальчика: «А я и не знал, какое ты чудо!» — потом то же самое проделал с другой рукой.

Рути бессильно обмякла, когда он по-хозяйски и с чарующей улыбкой положил её руки к себе на плечи. Он гладил её пылающее от страха и стыда лицо и целовал, целовал, без конца целовал, гладил её дрожащие плечи, незаметно принялся расстёгивать блузку, говорил нежные, успокаивающие слова, а сам дрожал от внезапно возникшего неодолимого желания…