Юлия Тулянская - Кошка Шредингера

— Привет! Ну что, подумала над тем, что я вчера говорила? — спросила она с налета.

— Привет! — отвечала я, наворачивая картошку с кетчупом. — Подумала. Поняла.

— И что ты поняла?

— Многое…(Черт, как неудобно печатать одной рукой, в другой-то вилка!).

— Например?

— Про куколку и бабочку. — Я отодвинула все-таки тарелку с недоеденной картошкой и принялась стучать обеими руками. — Точнее, кажется, бабочек… Про варианты и инвариант.

— Ох ты! Молодец. Слово «инвариант» мне нравится.

— Если я правильно понимаю, ты заняла позицию этого инварианта в своей реальности? В реальности своих «бабочек»?

— Ого! Ты намного умнее, чем даже я думала…

— А что, я не правильно догадалась? Ты же сама сказала, что можешь контролировать… контролировать вероятности?

— Правильно ты догадалась. Правда, я не называла это инвариантом. Не додумалась.

— Значит, некоторые варианты реальности ты просто убиваешь? И некоторых «тебя» не стаёт?

— Да, неудачных, несчастных, больных и одиноких «меня» просто не стаёт. Я их не терплю.

— И ты ощущаешь себя всеми ими… одновременно?

— Тоже правильно. Да, продуктивно ты провела вчерашнюю ночь и сегодняшний день…

— Не особенно. Я не все поняла до конца. Не буду спрашивать, как ты это делаешь технически, — пока мне это не важно. Скажи, так — каждый человек?..

— Каждый мог бы… ключевое слово — бы.

— Кто же из вас настоящий — из всех этих вариантов? Именно ты, та, кто может все это регулировать?

— Вопрос некорректный. Все — настоящие. Все — и есть я.

— Тупик. Мыслительный тупик. Ну, хорошо, все настоящие, у каждого человека таких настоящих — не знаю сколько — миллионы вариантов, так? Только ты это осознаешь, а другие — нет. Но ведь и у других в наборе вероятностей есть успешные, состоявшиеся, счастливые… ну короче любой неудачник мог бы утешать себя тем, что у него где-то в другом варианте есть удачливый… он же сам.

— Общая сумма вероятностей влияет на личность. Ведь личность — это совокупность всех нас. Если в одной линии вероятности кто-то — негодяй, а в другой он же — порядочный человек, как ты думаешь… каково ему?

— А что, они как-то взаимосвязаны? Это варианты? И порядочный человек может не спать ночами от того, что в другом варианте его «двойник» делает пакости?

— Как-то — да, связаны. Это ведь все равно — одна реальность. Неблагоприятные вероятности имеют тенденцию стягивать ткань реальности на себя.

— Тянуть на себя одеяло? — засмеялась я.

— Типа того.

— И в чем это будет выражаться?

— А будет смещение в сторону неблагоприятного. И даже у порядочного и благополучного человека при каждом следующем узле выбора будет гораздо больше нехороших вариантов… И в конце концов вообще могут оказаться только неблагоприятные, в конечном итоге.

— В общем, как ни крути, в итоге во всех вариантах реальности он окажется несчастным, или хуже того, скверным человеком?

— Вот именно. Это если не «чистить».

— Понятно. Уважай труд уборщиц, как ты выразилась… Кстати, я тебя хотела спросить, как ты вышла на Rif-а?

— Познакомилась в сети.

— А как тебя зовут по реалу?

— Ирина…

— Как и меня… — написала я, и тут руки мои соскользнули с клавиатуры, и я откинулась на спинку вращающегося стула. Тарелка с недоеденной картошкой опасно стояла на самом краю стола и грозила в любой момент оказаться на полу.

Не может быть. Это совпадение.

Но аська уже сигналила: Кошка-Ирина что-то хотела добавить к своему имени.

— Догадалась уже? — кинула она мне.

— О чем? — ответила я.

Я, может быть, и догадалась, но все еще надеялась, что моя догадка — это просто бред, который часто посещает людей во время ночных бдений в Интернете.

— Да ладно. Ты так хорошо, двумя-тремя штрихами, обрисовала НАШУ ситуацию. Про инвариант… Про бабочек.

— Ты хочешь сказать, что ты и есть инвариант?

— Ты сама догадалась, и не говори, что нет… Не поверю, — пришло сообщение из непонятной дали, из другой ветви реальности.

— Постой… Ты где физически?

Пучок смайлов:

— Ты и правда думаешь, что я — фигура в белом над сетью дорог, по которым бредете вы все?

Еще пучок смайлов. Надо сказать, проницательно: именно так я себе это и представляла. Впрочем, если она и есть я, то она прекрасно может знать, как и что я себе представляю. Вернее, я и есть она… Она первична, как материя в марксистко-ленинской философии. Я же вторична, как марксистское сознание, намертво определенное бытием.

О Господи, какой бред… мы обе свихнулись. Играем в интеллектуальную игру, две дуры. Небось, сидит какая-нибудь девица или уже тетка в пустой комнате (в холодильнике мыш повесился, не мышь, а именно мыш, он добытчик, мужик, глава семьи, ему кормить детей, а нечем, вот он и повесился с горя; в кухонном шкафу — только счета за Интернет вместо продуктов питания). А она и изображает из себя властелина реальности, Исток Дорог!

И я, у которой в холодильнике, правда, еще завалялось два яйца и пакетик майонеза (что мыша, собственно, тоже не порадует), ей подыгрываю и ведусь на ее мистификацию.

— Нет, подруга, — пришло из непонятной дали. — В холодильнике у меня лежат несколько салатов, паштет, йогурт и апельсиновый сок. Надо же чем-то питаться! Мышам мужского пола ничего не угрожает. Я вполне довольна и счастлива, и я, естественно, твоя ровесница, тут уж вариантов нет…

— Ты читаешь чужие мысли?!

— Боже упаси. Я отслеживаю свои собственные. Ты и есть я…

— …..! (Мои пальцы сами выбили непечатное слово — впрочем, какое же оно непечатное, вот же, на экране напечаталось и ушло по кабелю в даль, светлую — или темную, пока непонятно…)

— Тихо-тихо. Не надо так нервно реагировать…

— А как мне еще реагировать, мать твою!

— Не забывай, мать у нас была одна. И в моей реальности, кстати, родителей тоже нет. Ведь они умерли еще до того, как я научилась регулировать всю эту бодягу.

— Значит, ты не всегда это умела? — немного начала успокаиваться я. — А я когда появилась? После того, как ты научилась?

— Помнишь, как я… как ты… Ну, короче помнишь этот дурацкий дом отдыха, «Солнечный»? Помнишь реальность смерти?

— Ты тоже помнишь это?

— Ну а как же? Это же была и я тоже… Мы обе были там, и мы тогда были одним. Мы закрыли эту реальность, ты это прекрасно помнишь. Ты вспоминала об этом вчера вечером, — и я тоже.

— А потом?

— А потом получилось раздвоение. Ты — самый ранний отделившийся вариант после того события. Фактически мы с тобой — одного поколения.