Татьяна Лайка - Дезертир

Не видя всего этого, она начинала чувствовать в нем внутреннюю силу молодого мужчины, крепость, сравнимую лишь с крепостью закаленного воина, и решительность, достойную отважного смельчака, когда тому уже нечего терять.

Ляля не понимала, откуда в ней эта уверенность, но отчего-то твердо знала: Иер не сопляк, не рохля! И вовсе он не прятался за ее юбкой! Да, он бросил ее на пригорке, скользнув в черноту леса, бросил и потом, умчавшись от Дерза и его своры. Да, он отзывался о ней, как о не очень умной женщине, и даже сделал предположение, что она может быть распутницей.

Но! Он никогда! Не прятался за ее спиной!

Эмоции переполняли Лялюню, жажда отстоять честь юноши выбила весь оставшийся разум из ее милой головки, и она сама не вспомнила бы всего того, что сказала тогда генералу в защиту Иера.

— Хорошо, — злобно сверкнул глазами военачальник, непроизвольно кладя ладонь на эфес боевого меча, притороченного у пояса. — Если я в нем ошибся, то он выдержит тренировки и к концу года сдаст на первый армейский чин! А если нет… будет до конца дней своих чистить говно из под лошадей и мыть тарелки на кухне. Я все сказал.

Генерал развернулся на каблуках и уже из-за спины бросил:

— Займитесь этими двоими!

Секунду стояла немая сцена, потом Иер резко повернулся к девушке и едва ли не прорычал:

— Дура! Что ты наделала!.. — далее последовала череда слов, значение которых Ляля поняла исключительно интуитивно.

— Дура, — перед тем, как его увели офицеры, в сердцах повторил Иер.

Слезы моментально навернулись на глаза, застилая все вокруг. Лялюня шла за провожавшим ее воином, совершенно не разбирая дороги, из-за чего пару раз, споткнувшись, едва не пощупала носом землю. Но все это было уже не важно.

Да, она дура. Не просто дура, а полная идиотка! — поправила себя девушка, еле справляясь с готовым хлынуть потоком рыданий. Она понимала, за что Иер разозлился, за что обозвал ее. Она и сама теперь была с ним полностью согласна… но последнее слово и интонация, с которой оно было произнесено, показалось ударом, пощечиной, вынуждающей трезветь и возвращаться к реальности, оплеухой, вынуждающей слезы бежать, а сердечко сжиматься в груди от пронизывающей боли, невзирая на то, что Иер прав.

Обида… обида обволакивала разум и туманила глаза. Злость… на саму себя или на Иера?.. заставляла держаться изо всех сил. Гордость, возродившаяся в ней с новой силой, помогала не разреветься.

— Слабак! — едва слышно прошептала Ляля, злобно глядя в спину идущему впереди нее воину, но имея в виду Иера. — Придурок! — добавила она, тем самым окончательно себя успокаивая.

Нет, обида не прошла. Только теперь слабость, еще минуту назад готовая вырваться на свободу в виде ручья слез, сменилась расчетливой злостью. Причем, в большей степени на себя саму. Да как она могла подумать, что Иер может быть хоть когда-нибудь сильным?! Как вообще родилась мысль о том, что Иер не трус? Отколь, из какой преисподней на нее накатила эта волна, подчиняющая разум и принуждающая ее защищать этого… этого червя?!

Незаметно для себя самой сменив обиду и слезы на злость вкупе с воспрянувшей гордостью, Ляля вошла в медицинский корпус уверенно, смело, и даже не выказала признаков неприязни при виде больных, стонущих на койках, в багровых от крови бинтах и невыразимо смердящих.

Девушка решительно прошла вдоль всего помещения, по обеим сторонам которого стояли лежанки, и, появившись в хирургической комнате, заявила:

— Я из рекрутского набора. Я готова приняться за работу немедля.

День был омерзительный. Как для Иера, так и для Лялюни.

Нескончаемые «тренировки» по отмыванию кастрюль, по раскопке ям и по строительству бараков, наконец-таки, сменились для юноши долгожданным отбоем. Воина с редкими для солдата способностями не грузили настоящими занятиями лишь по одной единственной причине: не было того, кто бы мог заниматься с ним. Ждали прибытия гонца с ответом от государя, которому намедни отправили письмо, где доложили о нечаянном «везении» в лице юноши-охотника.

Сам государь благоволил редким кадрам, однако военачальники его мнения не разделяли, впрочем, благоразумно об этом помалкивая. Они понимали, что для обучения такого новобранца не обойтись стандартными мерами: для рекрута, подобного Иеру, потребуется свой персональный наставник, который стоит больших денег… которые, в свою очередь, можно было бы хорошенько припрятать, например, у себя в кармане.

Нынче они ожидали специального наемного воина-охотника, который бы мог обучать Иера искусству войны. А пока юношу даже поселили не в общем казарменном бараке, а в отдельных апартаментах, где также разместили и девушку-санитарку. Апартаментами гордо именовали крохотный домик из одной комнаты, северную стену которого почти полностью составляла печь (спать на ней не представлялось возможным ввиду припекания отдельных частей тела — это Иер уже проверил), у другой стены стоял стол с парой стульев, над столом — небольшое окошко, в углу кровать. Все.

И опять же без стражи двух новобранцев не оставили: пара солдат осталась охранять домик у входа с улицы.

Лежа на кровати, Лялюня наблюдала за юношей, ввиду неимения других постельных мест расположившимся на полу. Иер молчал. Обижался ли на нее, или просто устал — девушка не знала. Ее же собственная обида прошла давным-давно, и теперь Ляльке казалось, что она не видела парня сто лет! И даже успела по нему соскучиться.

Ну и пусть они не разговаривают, пусть Иер даже не смотрит в ее сторону, главное — он здесь. Как же все-таки хорошо после тяжелого трудового дня, после невыносимых гонок туда-сюда из операционной и обратно, после скривившихся в муках боли поросших щетиной лиц вновь увидеть Иера… такого родного!

Нет, раненых в госпитале было не много, напротив, в мирное время ранения обычно случаются исключительно по недоразумению, по неосторожности и… «по общему отсутствии мозгов» — выдала перед врачом сегодня Ляля. В ответ тот, помнится, рассмеялся, но в итоге всецело разделил ее мнение.

Тренировки Иера и трудовые, выматывающие будни Ляли продолжались еще пару месяцев. За это время прибыл наемник, нанятый государем, дабы тот учил молодого воина охотничьему ремеслу. Отсутствие желания весьма удачно компенсировалось недюжинными способностями, и каждый день Иер добивался новых достижений, учился владеть луком и стрелами, охотиться… в частности и на людей. Но никогда, ни на день, ни на час, ни на миг юноша не выпускал из своей головы мысль о побеге.

Служба, какова бы она ни была почетна, претила самой душе парня, все так же остававшегося изгоем среди боевых «товарищей». Новобранцы завидовали тощему босому пацану, медленно, но верно становившемуся элитным бойцом, в то время как они навсегда остановились на уровне стандартных подразделений.