Владимир Холкин - Авгур

Да, и еще орехи! Созреют к началу нового учебного года. Их удобнее всего сбивать палками. Скорлупки, еще одетые в зеленую кожуру, падают на асфальт с глухим стуком. Кожура имеет резкий специфический запах и, когда ее обдираешь, сильно пачкает руки. И первого сентября все мужское население класса приходит в школу с коричневыми ладонями...

Предавшись этим ностальгическим мыслям, Андрей не сразу сообразил, что уже стоит перед магазином. Торговая точка называлась просто и без затей: 'Хозтовары'. Впрочем, по нынешним временам, это смотрелось даже оригинально. Все остальные магазины в округе носили женские имена вроде 'Людмила', 'Малика' или 'Зара' - даже если это был всего лишь ларек на автобусной остановке, где продавали сникерсы и паленую водку.

Хозмаг располагался в полуподвале. Внутри было прохладно и воняло дешевым мылом, бруски которого громоздились на дальней полке. Еще пахло олифой и чем-то с высоким содержанием спирта - причем последний аромат исходил, скорее, от продавщицы. От такого коктейля у Андрея заслезились глаза, а рука, которую во сне куснула мурена, зачесалась еще сильнее. Он, морщась, поскреб предплечье. Тетенька за прилавком, посмотрев на его страдания, хмыкнула и неожиданно спросила:

- Выпускник, что ли?

Андрей слегка растерялся.

- А что, заметно?

- А чего тут замечать. У моей соседки, вон, тоже дочка пойдет сегодня. Собирается уже. Красивая, ужас, - не совсем логично подытожила продавщица.

- А в какой она школе? - зачем-то спросил Андрей.

- В двенадцатой.

'Это где в прошлом году труп нашли?' - чуть не ляпнул он, но в последний момент сдержался. Вместо этого сказал:

- Если в двенадцатой, то не встретимся. Я из четвертой. Мне порошок стиральный дайте, пожалуйста...

На обратном пути он обошел пятиэтажку с другой стороны. Детская площадка зарастала сорной травой. Дальше виднелась старая голубятня, которая стояла здесь так давно, что казалась природной частью ландшафта. Жирные противные птицы медитировали на крыше, изредка встряхивая короткими крыльями. Это общежитие для пернатых существовало, похоже, в автономном режиме - во всяком случае, Андрей ни разу не видел, чтобы голубей кто-нибудь 'гонял', как об этом поется в песнях. А ведь он тут всю жизнь живет, еще с советских времен. Даже пионеров застал...

Андрей родился, когда был еще жив дорогой Леонид Ильич, и они мирно сосуществовали целых три месяца, пока в ноябре восемьдесят второго четырежды герой не отошел в другой мир. Мама рассказывала потом, как вздрогнули все, прильнувшие к телевизорам, когда гроб с генсеком уронили в яму у Кремлевской стены под грохот траурного салюта. Как будто страна с приспущенными красными флагами споткнулась на ровном месте. Споткнулась, да так и не поднялась.

Андрей еще лежал в колыбели, когда хмурый гэбэшник, занявший трон, начал ловить прогульщиков на дневных сеансах в кинотеатрах. Но всех переловить не успел, потому что даже в ЦКБ врачи не всесильны. Следующий кремлевский дедок маме Андрея не запомнился совершенно, потому что сын уже бодро бегал по комнате и складывал слова в предложения.

Когда Андрюшу отдали в садик, на Олимпе водворился лысый мужик с отметиной, способный трещать по пять часов без умолку. Мама то ли в шутку, то ли всерьез рассказывала, как сажала непослушное чадо перед телеэкраном, и уже секунд через двадцать у юного зрителя начинали слипаться глазки, а спустя минуту он дрых богатырским сном. Сама же мама выдерживала часа полтора, а потом отрубалась тоже. С каждым годом речи становились длиннее. Когда Андрей заканчивал первый класс, над болтливым генсеком потешались все эстрадные юмористы. А потом стало не смешно. Лысого закрыли в Фаросе, а седого красавца, который влез на танк посреди Москвы, уже не успели стащить обратно. Страна сменила название и начала съеживаться, осыпаясь по краям как тлеющая бумага.

Но за пару лет до того, как 'для разрядки' запретили компартию, Андрея уже пошел в школу, где увидел пионеров живьем. Нет, он не завидовал им из-за красных галстуков. И пионерская комната, где хранились дурацкие помятые горны и заплесневелое знамя, его совершенно не привлекали. Просто он чувствовал - это нечто из другой жизни, к чему уже нельзя прикоснуться, а можно только смотреть. Реликты из Эпохи Легенд, как выражались в кинофильме 'Лиловый шар'. Этот фильм про Алису, живущую в придуманном будущем, Андрей успел увидеть в кинотеатре - ходил на детский сеанс. Потом кинотеатр закрыли, а в здании сделали казино...

Андрей добрел до подъезда, поколебался и все-таки пошел к лифту. Тащиться на пятый этаж пешком на этот раз желания не было. Шагнув в кабинку, он прижался к стене, чтобы не вступить в подсохшую лужу, нажал сожженную кнопку и стал с беспокойством слушать, как натужно лязгают тросы. Только застрять сейчас не хватало, подумал он. Но все обошлось, и Андрей выскочил на своем этаже. Едва он зашел домой, раздался телефонный звонок, и трубка спросила Пашкиным голосом:

- Привет, чё делаешь?

Сам Пашка на такой вопрос отвечал, как правило, великолепной фразой: 'Вот, с тобой разговариваю'. И замолкал, давай возможность оценить остроумие. Но Андрей преодолел искушение и честно сказал:

- Только что в квартиру зашел.

- А где был? - немедленно спросил Пашка.

Ёпрст, подумал Андрей. А вслух ответил:

- В магазин ходил. За мылом и порошком. Сорта называть?

- Гы-гы, - сказал Пашка. - Очень смешно. Короче, ладно, хватит трындеть. Давай, заходи ко мне.

- А чё такое? - Андрей с сомнением потер подбородок.

- Заходи, говорю, увидишь. Реально круто! Батя из Москвы подогнал.

Андрей взглянул на часы. Ну, собственно, почему бы и нет? До выпускного еще почти полдня, а делать все равно нефиг.

- Ладно, - сказал он. - Считай, что уговорил. Зайду через пять минут.

Дверь ему открыл лично Пашкин отец. Он протянул руку и улыбнулся - не то чтобы широко, но и не совсем дежурной улыбкой, а так... дозированно. Чувствовался опыт, короче.

- Здравствуй, здравствуй, Андрей, - сказал он солидным голосом. - Давно тебя не видел. Как мама?

- Здравствуйте, Альберт Викторович. Мама нормально, спасибо.

- Все там же работает?

- Ага. В 'Гребешке'.

- Ну да, ну да. Привет ей передавай. Хотя, погоди, я же сегодня ее увижу. Она ведь на выпускной придет?

- Конечно. А вы, значит, тоже будете?

- Ну, а как же. Специально все дела в Москве раскидал, чтобы неделю выкроить. А на те выходные уже обратно. Ну и оболтуса своего забираю, естественно.

Андрей вздохнул, и Альберт Викторович, заметив это, спросил:

- А ты сам-то уже решил, куда поступаешь?

- Нет, - признался Андрей. - Еще не придумал.